BaRaKà


Баха́ ад-дин Муха́ммад бин Бурха́н ад-дин Муха́ммад аль-Бухари́, بهاءالدین محمد نقشبند (перс.)
Просто-запросто говорят в Бухаре – Бахаутдын, его мавзолей считается среднеазиатской Меккой и до сих пор собирает верующих из мусульманских стран, просить исполнения желаний и отвращения грехов в святом месте, куда Мухаммед, бросая камень в Мекку, забросил осколок. Так говорят.

Здесь в средние века была школа суфиев. При вступлении на Путь у части суфийских орденов существовал обряд инициации. Адепт должен был произнести байа, клятву верности, и ему вручалась хирка, суфийское облачение. Основная часть церемонии состояла в том, что ученик вкладывал руку в руку шейха и таким образом, происходила передача баракà – благодати.

И вот, приехав второй раз в Париж с подарком, переданным московской мамой - своей дочери, я прибыл в квартирку её мужа Бертрана, фотографа, недалеко от метро Плэзанс.
Достал мамин подарок с Малой Бронной и банку грибов из Селятино (50-й км Киевского шоссе, где «Дубрава»), которую мы с ними тут же и приговорили под русскую водку. Катя намекнула о ночёвке.

Я принялся названивать знакомым, но… как обычно, то нету, то… в конце концов, предъявил Бертрану свою «чековую книжку», из которой стало ясно, что у меня есть счёт! - там лежит нетронутый аванс за короткометражку с лета 90-го года.

Он отвёл меня на ночёвку в ближайшее кафе, где на втором этаже были комнаты с общим душем в коридоре. Я прекрасно выспался и утром спустился вниз, взял кофе и пожаловался пожилому арабу за стойкой на проблемы в Париже pour moi. О! не только для тебя… - ответил он.

Я вышел на улицу и оглянулся, запоминая дорогу, вдруг не найду. Над входом в кафе я увидел вывеску, синюю, где белыми буквами: «BARAKA». Ну, Барака и барака, запомнил вроде, на наш барак похоже.

Нашёл банк, благополучно вернулся, а вечером мы втроём поехали в мексиканское кафе, где я ел огромного краба и первый раз в жизни! - пил  текилу. Ты осторожно, она очень крепкая, советовала Катя.

Прохладным, предновогодним вечером, в машине Бертрана, где не работала печка, поехали в кафе у канала. Вошли, присели за круглый столик недалеко от сцены с камерным оркестром. Классическая музыка, а потом… уже не помню, где Катя мне призналась, что в книжке, переданной мамой, в корешке был для неё небольшой бриллиантик.

Детектив закончился за три дня до Нового года. Получив свой аванс, я почти весь истратил на подарки… В Москве тогда не было ничего в магазинах и даже улицы плохо освещались, и… но не про это сейчас.
Только потом, через пару лет, наверное, когда уже был готов фильм «Мираж» о моём неосознанном паломничестве в Бахаутдын, вспомнил я название парижского кафе, где пару раз переночевал. Я смотрел слайды, сделанные тогда, в предновогоднем Париже и, конечно же: вот он я! - в белых штанах у входа в кафе с номерами, Катя щёлкнула. И надо мной вывеска:

«B A R A K A»

Читая о Бахаутдыне, выяснил, что  баракà, это по-нашему просто благодать (др.-греч. χάρις, лат. gratia) - в христианском богословии понимается, как нетварная Божественная сила или энергия, в которой Бог являет Себя человеку и которая даруется человеку для его спасения. С помощью этой силы человек преодолевает в себе греховное начало и достигает состояния обожения.

Также благодатью называется незаслуженная милость и благоволение Бога по отношению к людям.

Особенно чуешь его, когда называешь цифры, волнуясь, и тебе вдруг говорят в старом банке, что на вашем счету 60 франков…
Но как!? - должно быть 9000 тысяч франков, вопрошаешь ты.
Но мы же не знали, говорит польская эмигрантка, открывавшая счёт по рекомендации Паскаля, приютившего меня тогда у брата в районе Монмартра, в прошлый раз, всего два года назад, на rue de la goutte d’or Luciere d’ART...

Мадам достаёт из сейфа ту самую книжку, оборванный из которой листок, я намедни гордо предъявлял Бертрану, во время распития под солёные грибки, пока он показывал журналы с цветастой фотографией мамы на обложке. Но тут вдруг Катя сказала гордо, что в шестидесятые мама Бертрана была моделью и погибла в автокатастрофе. Прям Камю, чёрт побери.

И я увидел первый и последний раз скандал во французской богемной семье. Бертран кричал: Ты дуррра, Катя!  - всё ффукал, а она как-то виновато суетилась.

Так вот, мадам имела родственников в Бескудниково, помню, два года назад передавал флакон, оплетённый соломкой, видать с духами, да ещё 30 долларов, встретившись с родственницей польской дамы  в метро Арбатская.

И теперь уже французик за стойкой, бодро называя меня месьё, отсчитал положенное.

Вот такая БаРаКà случилась в Париже недалеко от метро Плэзанс. Это ещё одна из моих стоянок на Пути, трёхдневная, в декабре 1992-го года, перед самым Рождеством.

Улетел я на три дня раньше, не дождавшись парижского Нового года.

А в 92-ом, помню, было так.


День. Лето. Бухарская область. Бахаутдын
Водитель старого разбитого микроавтобуса, обернувшись, спрашивает нашу съёмочную группу:
– Бахаутдын были?
Алишер, наш оператор родом из Ташкента и тот не знает, что это?
        - Святое место, - говорит пожилой бабай, с лицом выжженным солнцем.
Мы едем вдоль глинобитной стены по пыльной дороге, потом выходим на жару и даже не берём с собой кинокамеру – тяжёлая.
На входе меня просят снять обувь. Во дворе, вымощённом каменными плитами, отшлифованными до блеска теми, кто был до нас.
У квадратного каменного сооружения, белая плита под чинарой и на ней буквы, похожие арабские. Или на каком-то древнем неизвестном языке, не знаю…
Служитель говорит, что если обойти вокруг этого камня, то твоё желание исполнится.
И теперь уже Алишер в своих коротких шортах, просто вынужден сходить за камерой.
Я обхожу вокруг каменного сооружения метров шесть на десять, появляюсь из-за угла и вновь останавливаюсь перед плитой с буквами на незнакомом мне языке. До меня доносится пение муллы и птиц в ветвях старой чинары. Погрузившись в древнюю атмосферу, провожу ладонями по лицу, будто совершая омовение, ведь я это так много раз видел в Азии.
Я возвращаюсь сюда опять и опять… рок ли меня ведёт или подсознание безобразничает. Кажется, я жил здесь.

В Москве на студии мы смотрим материал на последнем этаже старого здания в Лиховом переулке, выходим из монтажной на балкон покурить, перед нами видны крыши, внизу во дворе заброшенный особняк.
Монтируем дальше: приклеиваем скотчем (!) - с помощью пресса, муллу в окружении учеников, на  берегу хауза со священными рыбами в Нурате. Как нам тогда повезло: по воде  идёт божественная рябь, сейчас так можно сделать лишь с помощью компьютера, а тут ветерок подул с Нуратинского перевала! И пение муллы…
Собрав фильм, следуя за моим автором-персонажем по пустыне, от самого Уч-кудука до горного урочища Бахмал под Ташкентом, принимаюсь теперь за книги. Читаю: Бахаутдын, где мы были, в средние века принимал паломников аж из Индии! - и они шли сюда пешком. А Баха-ад-дин Накшбанди – основатель суфистского ордена в Бухаре. И камень, брошенный пророком Мухаммедом в Мекку, осколком своим упал именно в то самое место, где мы снимали фильм, тоже попав туда по Случаю.
Если бы не мудрый бабай за рулём киношного рафика, никогда бы я не сподобился совершить мини-хадж, совершенно не понимая, но пребывая в Образе.
«…Покину отчую тюрьму,
Слезой случайной обозначу
Свой путь по лику Твоему»…