Перевод с американского, авторы — Паскаль Арнольд, Жан-Марк Барр, актеры — Пьер  Перрье, Лиззи Брошер
Реньше Эльвира Мадиган бежала с любовником-офицером (Мария Вечора с принцем Рудольфом) в нищету, голод, смерть. Бонни и Клайд бежали от нищеты и голода, рьяно отстреливаясь. Мишель Пуакар и Патриша просто бежали, пока она не устала. Прирожденные убийцы бежали, стреляя с удовольствием. Теперь бегство — лишь функция убийств. Арнольд и Барр сделали роуд-муви из диагноза «серийного маньяка». Если они думают, что этим сочетанием раскрыли парадокс разницы между животным и человеком, то, надо сказать, увы. Единственное, что удалось (благодаря прекрасным ритмичным съемкам) — в очередной раз показать, что человек как животное гораздо страшнее львов, орлов и куропаток. Он убивает без потребности пожрать, а исключительно «для кайфа». И этот «кайф» Арнольд и Барр приравнивают к оргазму. По всем параметрам  - инфантильное мальчуковое кино, «деланное», придуманное как бы «для морали», но строго «по формату». Уже со второго убийства становится невыносимо скучно. Если Перрье еще как-то найден в подобие врубелевского Демона, то Брошер — лишь потасканная кукла из каждого первого пионерлагеря. Закрыть глаза и вспоминать «М» Ланга, где все то же гораздо глубже, честнее и правдоподобнее объяснил Петер Лорре 80 лет назад.

Уход, автор Вацлав Гавел, в ролях Йозеф Абрагам, Иржи Бартошка, Ярослав Душек
Давно не секрет, что все фильмы делятся лишь на две категории: которые можно смотреть и которые нельзя. Этот определенно из второй категории, если бы не уважение к Гавелу. Я учила немецкий по тексту его писем к жене из тюрьмы. Да и в принципе в фильме присутствуют все приметы «чешской школы» - лучшей в общем-то школы 60х. Сарказм и метафоры, четкий смысл, изящные недомолвки, театральный налет на всем происходящем. Это было у Клоса и Кадара, Хитиловой, Менцеля, Формана. Но смотреть невозможно. Супер-ироничный бывший канцлер (Горбачев, Ельцын) разжеван, как в букваре. И с претензией на вневременность (длинные платья, шляпы). А полностью без кино. Гавел донельзя литературен в каждом сочетании фигуры с фоном, и претензия — главное тут, о чем свидетельствует финальное выныривание из-под воды. Человек говорит только о себе. В 1962й раз нам показывают Варлама Аравидзе, как если бы он не был Варламом Аравидзе, а все вокруг были варламы аравидзе. Дети, жены, любовницы, прихлебатели. Мелкие, подлые, беспардонные, бесхребетные. Отдельно — бравада, отдельно — пейзажи и костюмчики, отдельно — вишневый сад с Епиходовым. Все по-отдельности точно. Но либо у Гавела внутри что-то не проверяется кино, либо какое-то время назад он уже отказался жить (так же, как Сабо в «Родственниках»).