Главная / Лента новостей
Опубликовать: ЖЖ

Революция или эволюция?

опубликовал | 27 марта 2012

модератор КиноСоюз | - просмотров (103) - комментариев (0) -

В Москве уже в третий раз прошел фестиваль итальянского кино «Из Венеции в Москву». Изначально его задачей было познакомить москвичей с новыми итальянскими фильмами, полгода назад представлявшими страну на ее крупнейшем кинофестивале. Однако оказалось, что есть повод для более глубокого общения и обсуждения, которое состоялась в Доме журналистов. Дело в том, что Венеция переживает очередную метаморфозу: на место Марко Мюллера, руководившего старейшим фестивалем мира последние восемь лет, назначен Альберто Барбера. Означает это революцию или эволюцию? Вопрос, далеко не праздный для российских кинематографистов.
Венеция давно опередила и снобский Канн, и некогда «просоветский» Берлин по части представительства нашего кино. Марлен Хуциев и Александр Митта, Сергей Соловьев и Кира Муратова, Андрей Кончаловский и Алексей Герман-младший, Илья Хржановский и Иван Вырыпаев, Александр Зельдович и Борис Хлебников — еще далеко не полный спектр режиссерских имен разных поколений, чья международная известность ковалась именно в Венеции. Некоторые из их фильмов вошли в программу, сформированную Наумом Клейманом: это как бы встречный взгляд на наш многолетний роман с Венецианским фестивалем. Четырежды российские фильмы покоряли «Золотого льва»: «Иваново детство» Тарковского, «Урга» Михалкова, «Возвращение» Звягинцева и «Фауст» Сокурова. Замечу, что ровно столько же раз в Венеции побеждали американцы — в то время как в Канне попытка сравнения была бы для нас убийственной.
Впервые приехав в Венецию, я встретил там польскую критикессу Ванду Вертенштейн. Заслуженная дама сообщила мне, что последний раз была на этом фестивале в 1946 году, а потом, при коммунистах, стала невыездной. "Наверное, здесь многое изменилось«,— предположил я. «Здесь,— ответила она,— в отличие от Польши, ничего не изменилось». Она была права и неправа. С тех пор прошло двадцать лет: за это время на фестивале поменялось шесть директоров. Кадровые перемены часто были не просто связаны с политикой, а непосредственно из нее вытекали. Так, когда левые пришли к власти в Италии в 1999 году, директором был назначен Альберто Барбера, через два года, после возвращения правых, снят, а теперь вот, когда пало правительство Берлускони, назначен опять.
Это — общая схема; в жизни все значительно сложнее. В принципе директора, управлявшие венецианской Мострой (кроме Джана Луиджи Ронди) — практически все левые, других кинематографистов в Италии почти нет. Однажды пришлось искать варяга — но и швейцарец Мориц де Хадельн оказался левых взглядов. Когда в момент очередного реванша правых руководство культурой доверили Паскуале Скутьери и его жене Клаудии Кардинале, оказалось, что у них по существу нет единомышленников среди крупных фигур национального кино: пытались даже привлечь американских братьев по крови Скорсезе и Тарантино. Однако по иронии судьбы не кто иной как Джилло Понтекорво (автор левацкой «Битвы за Алжир»), заняв должность директора фестиваля, вернул на Лидо крупнейшие голливудские компании. А Марко Мюллер (в юности поехавший в Китай делать «культурную революцию») успешно проработал в Венеции при правительстве Берлускони. Теперь, рассмотрев варианты пересадки на почву Токио, Пекина и Петербурга, он в итоге получил пост директора Римского фестиваля, пока что беуспешно конкурирующего с Венецией. Причем лоббировал это назначение Джанни Алеманно, мэр Рима, которого подозревают в симпатиях к Муссолини.
Как ни странно, постоянство венецианской культурной политики связано как раз с тем, что по идее должно подорвать ее изнутри — с политической турбулентностью. К частым переменам так привыкли, что они воспринимаются как стабильность. Говоря словами итальянского классика Томази ди Лампедузы, «чтобы все осталось по-прежнему, все должно измениться». Правительства и директора тасовались, но финансирование исправно поступало, так что худо-бедно процесс шел, а Венецианский фестиваль все равно входил в тройку самых главных. И все же с годами стало заметно, что ему не хватает стратегической концепции развития, а его инфраструктура, сформировавшаяся еще до Второй мировой, недопустимо устарела.
В этом убедились гости последней Мостры, оказавшись буквально на строительной площадке, которая развернута на Лидо уже года три назад, но так и не привела к возведению нового фестивального дворца. В почве был найден вредный асбест, и это стало одной из причин остановки строительства. Теперь официальные лица биеннале — художественной выставки, в рамках которой проводится кинофестиваль,— говорят о том, что дворец будет построен «в меньшем масштабе»: похоже, вслед за старым залом, будет расширено и реконструировано фойе, поставят несколько новых стульев — и дело с концом.
Все это во многом напоминает наши российские фестивальные сюжеты. Все похоже, как в зеркале: и злотворное влияние политики, и интриги, и неумелое вмешательство чиновников в культурную жизнь, и мегаломанские проекты фестивальных сооружений, в которые вбухиваются большие бюджеты, а получается пшик. Можно было бы пересказать фантастические, но при этом совершенно реальные сюжеты с попытками рейдерского захвата фестивалей, иногда и успешными — сюжеты, которые показались бы дичью в Канне или Берлине, но которые были бы поняты в Венеции: все же Италия куда ближе нам по менталитету, чем Франция или Германия.
Однако близость эту не следует преувеличивать. Потому что все описанное имеет место быть в Венеции на фоне мощного культурного фундамента, заложенного еще во времена первых биеннале и до сих пор, за неимением других, работающего. У нас же лихорадочная «стабильность» реформ и перемен происходит на пустом месте. Не успевает какой-либо культурный проект заявить о себе как перспективный, тут же находятся силы и средства, чтобы его пресечь. Вот почему мы смотрим на венецианский опыт одновременно с сочувствием и завистью.

Андрей Плахов, «КоммерсантЪ»
http://www.kommersant.ru/doc-y/1898326

комментарии (0)


необходимо зарегистрироваться на сайте и подтвердить email