Павел Лунгин встретил весну двумя важными событиями в своей жизни: в посольстве Франции ему вручен орден Почетного Легиона, а на экраны России выходит новый фильм режиссера — "Дирижер" (рецензию на него читайте в одном из следующих номеров). С ПАВЛОМ ЛУНГИНЫМ о его новой работе, а также о предстоящем проекте "Пиковой дамы" побеседовал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

— "Дирижер" отличается от всего, что вы делали раньше. Почему духовная музыка, почему Иерусалим? Кажется, вы впервые снимали за пределами России?

— В основе замысла фильма лежала оратория митрополита Илариона (Алфеева) "Страсти по Матфею". Несколько лет назад, еще не будучи митрополитом, а просто священником, он принес CD с этой записью, предложив сделать видовой фильм с фресками и наложить на него музыку. Я сказал, что не умею этого делать, но постепенно в моей голове сложился игровой фильм. Было написано несколько вариантов сценария, в нем появился дирижер: он оправдывал присутствие музыки в таком количестве. Все события фильма происходят в реальной жизни дирижера, а Иерусалим как место действия мне виделся с самого начала, ведь музыканты исполняют пасхальную ораторию, именно здесь происходило то, о чем написано в Евангелии. Иерусалим обладает особым полем, которое сдвигает человека с рельсов. Существует даже понятие — "иерусалимский синдром".

— Дирижер, судя по названию, и есть главный герой фильма. Или он скорее повод для другого, внутреннего сюжета?

— Трио этого фильма — история, современный сюжет и музыка. А герой — Иерусалим. Изначально была идея наложить бытовой сюжет на духовную музыку: мне казалось, что должна возникнуть алхимическая реакция, образоваться некий сплав. В картине не должно было быть медийных лиц. На роль дирижера я пригласил Владаса Багдонаса — актера Някрошюса, игравшего у него Отелло и Гамлета. Этот мощный театральный артист сыграл первую большую роль в русском кино. Снялись и такие прекрасные актеры, как Инга Оболдина и Карен Бадалов.

— Можно ли считать "Дирижера" продолжением линии, начатой "Островом"?

— В "Острове" речь шла о длительном состоянии, по существу, на протяжении всей человеческой жизни. "Дирижер" — это фильм о кризисе, в котором пребывают и герой, и общество. О том, как человек, почти достигший совершенства — успешный, духовный, аскет,— оказывается в Иерусалиме и с него спадают одежды, а под ними мы видим сухого, злого карьериста, который не сделал счастливым ни одного человека, загубил сына, которого ненавидят музыканты его же оркестра. Есть также параллельная история брака, который мертв, но продолжает длиться. Героиня Оболдиной обманывает себя в том числе и христианскими догмами: браки ведь вершатся на небесах, а они с мужем повенчались. Это фильм о внутренней лжи, в которой живут люди.

— А вы сами ощущаете себя в кризисе?

— Конечно. Это ужасное состояние, но...Температура не повышается только у мертвеца. Я не боюсь кризисов, с моей точки зрения, вся жизнь — это сплошная череда кризисов и их преодоления. Кризис позволяет осознать себя и выйти на другой уровень. Это относится и к сегодняшнему нашему обществу: оно в кризисе, и именно это говорит о том, что оно живо.

— Для кого, как вы полагаете, сделан "Дирижер"?

— Для тех, кому ненавистны навязанные цивилизацией понятия комфортности и стабильности. Мы играем в это, потому что неприлично быть иным, но в душе остается боль, потребность жить по-другому. Одна из главных функций искусства — спасение от одиночества. Откроешь книжку стихов — и понимаешь, что ты не один такой. Люди в глубокой провинции, живя трудной жизнью, читали Мандельштама, Ахматову. Искусство приобщает тебя к людям твоей группы крови. У меня есть опыт того, как сильно был востребован "Остров". Здесь — иное послание. Мы все — брошенные дети и жестокие отцы. Мне кажется, произошло какое-то опережение в этом сюжете: сейчас все говорят и пишут о том, что брошенное поколение детей добровольно уходит из жизни. Когда мы задумывали картину, этого еще не было. Не в этом ли причина, что на первых показах я видел суровых мужчин, которые выходили после просмотра с красными носами от слез?

— Теперь вы заняты проектом "Пиковой дамы". Что в нем самое важное для вас?

— "Дирижер" — первый мой фильм, съемки которого вышли за пределы России. Все предыдущие опирались на сугубо русские ситуации и характеры. "Пиковая дама", хоть и вдохновлена сюжетом Пушкина, тоже универсальная вещь. Это история про оперную постановку "Пиковой дамы". Молодой певец, чтобы получить партию Германна, воплощается в него и повторяет его путь. Сегодня много талантливых молодых людей не могут пробиться, им не дают жить мерзкие, подлые богатые старики. Это крик поколения! Так вот, в театр приезжает прославленная оперная дива, и юноша ее пытается обольстить. Чтобы доказать, что он похож на Германна, начинает играть. Думает, что все делает из любви к искусству, но потом оказывается, что на самом деле любит только деньги. Это должен быть готический триллер, где опера входит в сюжет так же, как музыка входит в сюжет "Дирижера".

— Вы смотрели "Черный лебедь" Даррена Аронофски?

— Да, есть некоторое сходство. Там тоже тема современного безумия резонирует в музыке Чайковского. Точно так же актуализируется сегодня Пушкин.

— Это будет ваш первый англоязычный фильм?

— Да. Мой сценарий адаптирует к англоязычному кино Дэвид Сайдлер, сценарист фильма "Король говорит". Здесь, наоборот, будут нужны звезды — особенно для роли оперной дивы.

— Сначала вы пригласили режиссером на фильм "Дирижер" Константина Богомолова, это должен был быть его дебют в кино. Вы также продюсировали "Конвой" Алексея Мизгирева. Как вы относитесь к "новой волне" российской кинорежиссуры?

— С Богомоловым у нас сотрудничество не получилось. Что касается "Конвоя", это, безусловно, авторское высказывание. Такие фильмы нужны, они тоже говорят о боли, только я сам говорю об этом по-другому. "Дирижер" — совсем не веселый фильм, но в нем все равно открыта дверь для выхода из тупика. Я за кино — пусть оно сделано молодыми или не очень,— которое не вписывается в отформатированную русскую киноиндустрию, озабоченную только развлечением.

— Почему вы, так хорошо зная Францию, никогда там не снимали?

— Когда я туда только приехал, внутренне еще совсем не был готов там снимать. Я ведь не учился режиссуре и, например, работу с актерами освоил прямо на площадке. И они на меня не жалуются. Только теперь готов снимать где угодно — хоть в Японии. А в ту пору я был привязан к русским типам. Поэзия кинематографа — это точность лиц, фраз, жестов. А тогда я был на поверхности французской жизни.

http://www.kommersant.ru/doc/1902122