В своем новом фильме знаменитый режиссер собирается бороться с агрессивным феминизмом

Польский режиссер Кшиштоф Занусси хорошо известен в нашей стране. В советское время его фильмы «Структура кристалла», «Квартальный отчет», «Защитные цвета» с успехом шли в нашем прокате. Лет десять назад он победил на ММКФ с лентой «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем». В последние годы Занусси часто ставит спектакли на российской сцене. Недавно в театре на Таганке прогремела премьера «Король говорит» в его постановке. А сегодня в Москве стартует фестиваль польского кино «Висла», в рамках которого пройдет ретроспектива лучших фильмов Занусси. Накануне этого события наш обозреватель поговорил с прославленным режиссером.
Леонид Павлючик,
обозреватель «Труда»  
-- Пан Кшиштоф, вы человек европейски образованный и, как мне кажется, во многом ориентированный на западноевропейские ценности. Что для вас в этом контексте значит русская культура?
-- Про Россию и Польшу часто говорят, что мы близкие страны, что наши народы похожи. Но это не совсем так. Европа, в том числе и Польша, выросла из латинской цивилизации, а у России – мощные византийские, православные корни. Это нас и разводит, и сближает, ибо культура – те легкие, которыми дышат народы, а одного легкого для полноценного дыхания мало. Поэтому наш диалог длится уже много веков. К сожалению, на протяжении 70 лет он был заморожен. Но сегодня Европа как никогда нужна России, а Россия -- Европе. Нам надо много важных вещей друг другу напомнить, освежить наши отношения. Это если отвечать на ваш вопрос с общефилософских позиций.
-- А на уровне ваших личных эмоций?
-- А на уровне моих личных предпочтений великая русская литература всегда была важной частью того, что я читал, над чем размышлял. Я с юности люблю Тургенева, Чехова. Мне близок Толстой -- непревзойденный эпик. А вот к Достоевскому я отношусь с огромным уважением, считаю его одним из гениев мировой литературы, наравне с Шекспиром и Данте, но он для меня немножко чужой.  
-- Почему?
-- Потому что я западник. Я воспитан на Аристотеле. А Достоевский – на Платоне. А это другой подход к жизни: другое отношение к реальности и идеалу, к жизни и смерти, к собственности и еще к тысяче других вещей. Но в этом для меня – и есть настоящее богатство литературы. И подлинное богатство жизни.  
-- Кроме Польши вы снимали в Германии, Франции, Италии, но, по-моему, не сделали ни одного фильма в России…
-- Я сделал такой фильм, вы просто не обратили на это внимания. Я имею в виду картину «Персона нон-грата» с Никитой Михалковым в одной из главных ролей, эту ленту я частично снимал в России. Сейчас у меня вызрел новый замысел. Надеюсь, что найду финансовую поддержку в вашем министерстве культуры, чтобы сделать совместный фильм.
-- Не приоткроете завесу тайны, о чем будет кино?
-- Это будет картина, не смейтесь, в защиту женщин от феминисток. Я делаю различие между «хорошим» феминизмом и «плохим» -- подобно тому, как есть различие между «хорошим» и «вредным» холестерином. Я против плохого холестерина и, соответственно, против плохого феминизма, который хочет женщину сделать хуже мужчины -- еще более жесткой, еще более эгоистичной, еще более сориентированной на карьеру. Вот на эту тему я и хочу слегка поиронизировать.
-- Вы считаете, что тема феминизма актуальна для нынешней России?
-- Сейчас это поветрие и к вам приходит. В современных офисах я вижу поколение женщин, скажем так, с ножом в зубах. Мне жаль, что они тем самым зачастую разрушают и уж точно обедняют свою жизнь.
-- В числе своих любимых режиссеров вы неизменно называете Бергмана, Брессона, Феллини, Бунюэля, Пазолини… Для русских имен в этом почетном списке есть место?
-- Есть. Более того, я уже много лет борюсь за то, чтобы считать классиком первого ряда Григория Чухрая, автора фильмов «Сорок первый», «Баллада о солдате», Чистое небо»… В советском кино он для меня – фигура номер один, разумеется, после Тарковского, который принадлежит всему миру. Чухрай для меня -- гораздо более интересная фигура, чем Эйзенштейн и Пудовкин, к которым я тоже отношусь с уважением. Но они из другой эпохи. А в хрущевские времена я никого рядом с Чухраем поставить не могу. Хотя в «оттепель» появилось  много талантливых режиссеров. И сейчас они в русском кино тоже есть. Недавно я посмотрел фильм «Жила-была одна баба» Андрея Смирнова, который меня потряс. Я показываю этот фильм своим студентам как образец высокого мастерства и законченного авторского высказывания.
-- А как вам «Фауст» Сокурова, которого, я знаю, вы видели на фестивале российского кино в Варшаве?
-- Это очень интересная и высокопрофессиональная картина, но такого душевного отзвука, как «Жила-была одна баба», она у меня не вызывает. Дело в том (улыбается), что я немножко дружу с господином Гете, а философии Гете в этом фильме не так уж много. Это чисто сокуровское прочтение книги. Он имеет на него право, но мне это не очень близко.
-- Как обстоят сегодня дела в польском кино, которое мы любим за фильмы Вайды, Занусси, Кеслевского?
-- Ищите ответ на фестивале «Висла». Что касается моих оценок, то я могу сказать, что польское кино находится сегодня на подъеме. Появилось много молодых режиссеров, которые снимают талантливое, живое кино. Многие наши картины пользуются огромным успехом у польской публики. Например, последняя лента Агнешки Холланд «В темноте», которая номинировалась на «Оскар». Она посвящена теме Холокоста. По всей логике, эта картина должна была сгинуть в пучине кинопроката. Но ее в Польше пришло посмотреть более миллиона зрителей. Такие показатели привычнее для боевиков, а не для трудной военной картины. Но наши зрители рассмотрели и оценили в ней тонкий психологизм, человечность.
-- Я знаю, что, будучи по образованию философом, вы иногда читаете научные доклады на темы типа «Боль и счастье», «Забыть-простить». Могли бы сейчас прочитать небольшой доклад «Успех-неуспех» на примере вашего творчества?
-- Я часто размышляю об этих материях, и не только на примере моих фильмов, а на примере других людей, которых я не без оснований подозревал в гениальности. А их, по иронии судьбы, не заметили. Или заметили слишком поздно. Жизнь -- опасная игра. Это рулетка, в которой не так уж много номеров выигрывает. И в поединке с ней очень легко проиграть. Или выиграть после смерти, но это уже запоздалая радость. Успех -- огромный импульс для того, чтобы идти дальше. Мне в этом смысле повезло: моя первая картина «Структура кристалла» была успешной, получила призы на фестивалях. И это дало мне крылья.
– И все же… Вы научились отличать свои победы от поражений?
-- Вы знаете, я не пережил того, что именуют страшным провалом. У меня были работы получше и похуже, но не было ни одной картины, за которую мне было бы стыдно. Это уже счастье. А в остальном у меня все как у людей: где-то повезло, где-то не повезло, где-то подставился под огонь и по мне стреляли... Например, два года назад в Польше мне присудили одно из почетных званий, и в это самое время на улице против меня была организована феминистская демонстрация. На нее вышло всего пять женщин, но для телевидения -- это уже событие, есть о чем снимать сюжет. Кому, в самом деле, интересно то, что режиссер удостоился очередной регалии? А вот то, что несколько феминисток выступили против Занусси, -- это в глазах общественности стало моим поражением.
-- В одном вашем интервью я встретил такую фразу: «Мои лучшие сценарии не были поставлены». Это действительно так?
-- Боюсь, что так. В 80-е годы, работая на Западе, я вложил огромные силы в подготовку четырех  высокобюджетных исторических картин. Сценарии были приняты к работе, какое-то время полежали на студиях, и тут возник бум фэнтези. Время серьезных исторических картин в стиле, условно говоря, Лукино Висконти, на которые я внутренне ориентировался, безвозвратно ушло…
-- Тем не менее, вы поставили 50 фильмов, 30 спектаклей, а ведь есть еще книги, лекции, мастер-классы, которые вы даете по всему миру. Когда вы все успеваете? Может, спите по три часа в сутки?
-- Огорчу вас: я обожаю поспать. Но когда просыпаюсь, то обнаруживаю, что мне нечем заняться. И начинаю писать сценарии и книги, ставить фильмы и спектакли. А если без шуток, то я, наверное, просто организованный человек. Так меня еще в детстве воспитал отец. Я родился перед второй мировой войной в Варшаве, оно ведь могло по всякому случиться. Но вот спустя 72 года я сижу перед вами. И радуюсь, что живу, размышляю, улыбаюсь новому дню. И эта радость претворяется у меня в желание работать.
Вел беседу
Леонид Павлючик.
Фото Дмитрия Дубинского