Если считать, что язык - отражение состояния общества, то обилие мата всегда говорит о мусорности сознания.

В открывающем Московский фестиваль фильме "Духless" с этим все в порядке: в минуты жизни трудные все персонажи, сбросив гламурный прикид, переходят на чистейший сленг мусорных свалок, являя свою истинную сущность. Но все остальное время отдано барам, клубам, офисам, ресторанам и устрицам. Устриц ненавидят, но заказывают - для имиджа. Друг друга закладывают, но улыбаются. Офисы презирают, но в них добывают башли. От ночных клубов утомились, но в них башляют - как говорят в фильме, спускают жизнь в унитаз.

И есть другой мир - искренний, порывистый, романтичный, симпатичный, племя младое, но, судя по всему, авторам незнакомое. Оно шумно протестует, там и сям взрывает файеры, рисует лазером унитазы на небоскребах, хлещет не виски, а пиво, и навещает больницы для обреченных детей, служа живым укором устричному миру. Такие два полюса. И главному герою предстоит сделать выбор.

Повесть Сергея Минаева несколько лет назад полыхнула, как файер в курятнике. Это был первый более или менее внятный звук, изданный в литературе офисным планктоном из тусовки "дженерэйшн пи". Такой сенсацией мог бы стать никем доселе не слышанный писк устрицы. Книгу хорошо покупали, правда, я не встречал человека, дочитавшего ее до конца. Теперь конец можно досмотреть в кино и убедиться, что богатые тоже плачут, ибо мусорное сознание, как и следовало ожидать, кончает в мусорной свалке. Правда, герою на свалку позвонят из другого мира, и герой к нему потянется, но Станиславский в таких случаях кричал: "Не верю!".

Тот же отмененный нами Станиславский утверждал, что искусство кончается там, где начинается натурализм: пусть на сцене нищий в лохмотьях, но в зале не должны думать, что от него воняет. От фильма "Духless" несет коктейлем Сhanel & Bruno Banani. Это говорит о серьезной переработке повести, от которой (цитата) "несет кариесом". Если автор книги ненавидит решительно все, то теперь сразу видно, какой из миров фильму ближе. То, что фильм как бы клеймит, живописуется смачно и зычно, краски жирные, соблазны изощренные, вещественное оформление обильное, телеклип сменяется лакированной фоткой из светской хроники. Живопись, как сказал бы философ, амбивалентна: в ней "ненавижу" тонет под страстным "люблю". Картинка должна передать пустоту жизни, спущенной в унитаз (унитаз для наглядности не раз покажут), но обреченная эта жизнь - похоже, единственное, где авторы фильма как рыба в воде. Режиссер Роман Прыгунов начинал как клипмейстер, потом дебютировал в кино "Одиночеством крови", где и эстетика и смысл клипа заполняли все обозримое пространство. Клиповое мышление характерно и для "Духless", что по идее гармонирует с подзаголовком и сверхсмыслом книжки: "Повесть о ненастоящем человеке". Критики называли героя повести (в фильме он обрел имя Макс и облик Данилы Козловского) новым "антигероем нашего времени", т.е. не менее чем Печориным. И он действительно всегда и всем недоволен, как денди лондонский одет и ходит, как Онегин, по ногам, косясь на незнакомых дам.

Книжный нью-Печорин разочаровывается в последнем бастионе духовности - интернете, после чего чувствует себя в тотально виртуальном мире, где нет ничего настоящего. Как передать эту опустошенность в кино - не знаю, но я не режиссер. А режиссер привычно набивает экран модными лимузинами, стильными телками, рекламными сполохами, ресторанной роскошью и полагает, что это само по себе должно вызвать у зрителя приступ тошноты. Он просит Данилу Козловского сыграть род магазинного манекена и для контраста (социального и духовного) приглашает из театра Фоменко замечательно духовную Марию Андрееву. Актеры талантливы, они могут играть и манекен, и его антитезу, но рубашка из костюмерной, даже в мусорном баке белоснежная и несминаемая, доказывает, что гламур в сознании авторов непобедим. И что их богатые, если и плачут, то устричными слезами.

Уходишь с ощущением, что завтра герой фильма опять проснется от будильника, лунатически примет душ и, прикурив от бунтарского файера, пойдет сызнова начинать жизнь хозяина гламурного мира. И фильм закрутится с начала - вверх по спирали, ведущей вниз. Это всегда скучно, и, как шепнул коллега, уходя с середины, "единственное, чего не хватает картине - это пульта для ускоренной перемотки".

("Российская газета")