В сети продолжают обсуждать коллективное письмо неких безымянных молодых кинематографистов, которые обратились к Никите Михалкову, «как к наиболее значимой фигуре в отечественной кинематографии», с просьбой разобраться в ситуации, сложившейся в нашем кино. Мол, оно задыхается в чернухе, безнравственности и пошлости, в трехэтажном мате, изрекаемом алкоголиками и бомжами (стараюсь по возможности передать стилистику письма), в то время как произведениям, несущим добро и свет, нет места ни в прокате, ни на фестивальных экранах.
Никита Михалков это письмо, обнародованное в день старта Московского кинофестиваля, активно поддержал. Хотя – такова уж ирония судьбы – в фильме «Духless», который открывал подведомственный ему ММКФ, изощренного мата и прочих злачных излишеств оказалось, как назло, с избытком. Что мешало Никите Сергеевичу проявить принципиальность, снять с фестивального экрана «Духless», который критика после просмотра справедливо переименовала в «Тухлесс», и открыть ММКФ светлым и добрым фильмом -- для меня осталось загадкой. Может быть, посмею предположить я, помешало ему то, что в одной из главных ролей в фильме снялся его сын Артем, герой которого матерится на экране наравне со всеми? Или то, что «Духless» продюсировал в том числе и Федор Бондарчук, давний соратник и сподвижник Михалкова? Но в любом случае, отдает двойными стандартами.
Лично я бы фильмом «Духless» фестиваль ни за что не открывал. И не потому, что в нем присутствует мат, обнаженка, наркотики и городская свалка в финале – а это родовые признаки чернухи. А потому, что фильм откровенно, программно неталантлив. А ведь именно талант в искусстве – мерило всех вещей. Нет таланта – и самое яростное обличение «свинцовых мерзостей жизни» превращается на экране в пресловутую чернуху. Есть талант – и внешне мрачное произведение воспринимается совсем иначе -- как суровая и горькая правда жизни. У кого повернется язык обвинить в чернухе, скажем, «Мертвые души» Гоголя, «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина, "Преступление и наказание" Достоевского, «Яму» Куприна, «Окаянные дни» Бунина, "Матренин двор" и "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, «Мой друг Иван Лапшин» Алексея Германа, «Астенический синдром» Киры Муратовой?
Никого раньше времени не записываю в классики, но не надо путать бездарную глянцевую чернуху типа «Духless» и «новую волну» нашего кино -- социальный, проблемный кинематограф, представленный в последние годы острыми и яркими фильмами Василия Сигарева, Бориса Хлебникова, Алексея Попогребского, Кирилла Серебренникова, Павла Бардина, Алексея Мизгирева, Андрея Звягинцева… А ведь именно в этих и других талантливых режиссеров, наиболее востребованных на российских и международных фестивалях, и метит, как мне кажется, это недальновидное (или, наоборот, слишком дальновидное) письмо.
Мне понятен призыв его авторов, взыскующих от нашего кино добра и света. Я и сам, грешный, люблю добрые, светлые, жизнеутверждающие, оптимистичные фильмы. Но как и где, скажите, режиссерам напитаться добром и светом, если у нас в стране чуть ли не в ежедневном режиме падают самолеты и ракеты, взрываются электростанции и склады с боеприпасами, горят леса и дома престарелых? Если в доблестной милиции-полиции насмерть пытают черенками от лопат и бутылками от шампанского? Если Россия вот уже много лет находится в списке лидирующих стран по употреблению наркотиков, потребляя героина вдвое больше, чем Китай с его миллиардным населением, и больше, чем вся Западная Европа, вместе взятая? Если у нас насчитывается несколько миллионов брошенных родителями детей, что сопоставимо с годами гражданской войны? Если наши олигархи предаются привычным купеческим куражам в Куршавеле и Лондоне (далее везде), и все это – на фоне мизерных зарплат провинциальных врачей, учителей, музейщиков, библиотекарей?
Этот горький список российских бед и нестроений можно длить долго. Нет, не похоже пока наше бытование на радостную палехскую шкатулку, и лакировать его на экране толстым-толстым слоем лака нет нужды. А когда наступит обещанное властями благоденствие, тогда наше кино само по себе станет светлее и оптимистичнее. Без надобности в анонимных письмах и без высокого вмешательства Михалкова.
(Опубликовано с некоторыми нюансами в "Труде")