Константин Эрнст: «У нас жесточайший сценарный кризис»

Член совета директоров «Роскино» рассказал, смогут ли российские фильмы вновь стать частью мирового кинематографа

На этой неделе состоялся совет директоров «Роскино», на котором было заявлено об увеличении помощи со стороны государства в продвижении российских фильмов за рубеж. Это подтвердил и новый член совета директоров Иван Демидов — заместитель министра культуры, курирующий кинематограф. После заседания обозреватель «Известий» Лариса Юсипова попросила члена совета директоров «Роскино», кинопродюсера и главу «Первого канала» Константина Эрнста прокомментировать ситуацию в российском кино.

— В последнее время резко активизировалась работа по продвижению нашего кино за рубеж. Как вы полагаете, российское кино действительно укрепит свои позиции, если ему удастся интегрироваться в Европу?

— Я думаю, что в массовом порядке это вряд ли возможно. Интегрируются отдельные авторы — те, чьи послания европейцами считываются. А в целом национальный кинематограф всегда в первую очередь интересен в своей стране. Каждый автор на самом деле может высказываться только о себе и своем мире. Так устроен художник: творчество это сублимация, и невозможно сублимировать чужое. Успех же приходит тогда, когда твое личное бессознательное совпадает с коллективным бессознательным. Но если этого совпадения не происходит и твое мычание глубоко индивидуально, ты так и остаешься никем не понятым, один на один со своей малахольной фигней...

У нас жесточайший сценарный кризис. Я читаю огромное количество сценариев, и, честное слово, мне просто жалко тратить свою жизнь на все это косноязычие, которое является седьмым перепевом каких-то американских историй. Люди не пишут про свою боль. Они пытаются воспроизвести некую подсмотренную историю успеха, подстраиваясь под существующие схемы. Но это все равно — ерунда. Есть хорошие рассказчики и есть такие, от которых засыпаешь на втором слове. Если ты, как режиссер и сценарист, хороший рассказчик, если Бог тебе это дал, тебя будут слушать. Научить этому невозможно. С другой стороны, мне мучительно трудно смотреть наших «новых тихих». («Новые тихие» — определение режиссерского поколения тридцатилетних в русском кино, данное журналистом Максимом Семеляком и пущенное «в народ» Сергеем Шнуровым. — «Известия»). Мне они кажутся «новыми скучными», а я хотел бы «новых веселых». Кино ведь съежилось в мире современного человека. А значит, кричать надо громче и удивлять чаще.

— Сергей Сельянов однажды заметил, что в какой-то момент у нас стало модным не просто не любить свое кино, а злорадствовать, когда происходит очередной провал…

— Но при этом россияне имеют амбицию ощущать себя живущими в великой стране. И ее граждане, даже самым демократическим образом настроенные, искренне огорчаются, когда страна плохо выступает на Олимпиаде или отсутствует в конкурсе Каннского фестиваля. Это проблема нашего врожденного родимого пятна или, может быть, вывиха: мы всегда претендуем на нечто большее, чем, возможно, являемся на самом деле (я, например, точно такой же). И надо этому внутреннему запросу соотечественников отвечать. Давать возможность всем сколько-нибудь талантливым кинематографистам представлять себя в мировом пространстве. У меня, кстати, большие претензии к отборщикам международных фестивалей.

Поразительная история: один из крупнейших российских художников Алексей Балабанов — страстный, сильный режиссер — ни разу не был показан в основном конкурсе крупного фестиваля. Его и сейчас в Венецию позвали только в «Горизонты». Это свидетельство глубочайшего фестивального кризиса. Это система унылых отборщиков с их совершенно заплесневелыми представлениями об актуальном кинематографе, в том числе и о том, что должны привезти из России. Ты должен быть открыт, тебя каждый раз должно вштыривать чем-то новым. А у них есть установка: из России должно быть что-то тяжелое, страшное, дающее тебе, как европейцу, чувство радости, что ты живешь не там. Каждый раз они ждут «Поэмы о штрафбате». Вот вырвались вперед румыны — потому что из них перло живой энергией. Прорвались честно. Румыны — отличные! Хотя «штрафбатное» настроение при их отборе, конечно, учитывалось — все-таки бывший соцлагерь. Но потом фестивали и их задвинут, они по помногу лет никого не пестуют. Вот тут позвали пакистанца — пакистанцев давно не было, а теперь египтянина, поскольку у них революция. И это все довольно мертвые принципы. Если бы сейчас были шестидесятые, то любого человека из «Кайе дю синема» можно было ставить отборщиком. Но с тех пор прошло полвека, а отборщики из «Кайе» и ныне там. Я читал мемуары Жиля Жакоба (бессменный в течение многих десятилетий президент Каннского фестиваля. — «Известия») и убедился в очередной раз: отбор для фестивалей это и отдельная наука, и отдельное искусство. А для великого фестиваля нужен великий талант отборщика. Твое синефильство не является достаточным пропуском для этого.

— Вы — член совета директоров «Роскино», которое пытается искать разные пути продвижения российских фильмов. Какой из них вам кажется наиболее перспективным?

— Я думаю, что с развитием интернета и системы VoD («видео по запросу». — «Известия») продвижение российских фильмов через эти ресурсы сможет дать очень многое. Человек зазывает себе по Hulu или по Netflix русский фильм, его «вставляет», он сообщает десяти своим друзьям, что русские — классные! Семи из этих десяти понравилось, и пошло дальше. Это и есть продвижение, и ребята, которые работают в «Роскино», — большие молодцы, что сейчас активно этим занимаются. При этом, что бы я ни говорил о фестивалях, с ними конечно же нужно выстраивать работу, и я рад, что, несмотря на все сложности, включая качество фильмов, у «Роскино» это получается.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Алексей Голенищев
Читайте далее: http://izvestia.ru/news/532510#ixzz23EPD8B7X