КИНО НА СТРОЙКЕ

Еще в канун своего открытия Венецианский фестиваль встречал гостей странной картиной: там, где всегда шумела кинодеревня, простирался необъятный пустырь с замершими бульдозерами. Это началось строительство долгожданного Кинодворца.
Вокруг стройплощадки, уж где придется, угнездились фестивальные службы – пресс-центры, просмотровые залы походного типа, длинноногие итальянки со смущенными улыбками: простите за неудобства, мы строимся. Гости растерянно бродили окольными извилистыми путями в поисках праздника, не узнавая знакомых мест.
А дело в том, что Мостра как возникла при Муссолини в бывшем казино типа бункер, так в нем и осталась. Просмотры много лет идут в шатрах-времянках: проекция так себе, субтитры крошечные, слышен шум пролетающих самолетов.
Но вот когда в Риме решили заткнуть Венецию за пояс и создали на имеющейся шикарной инфраструктуре свой Римский международный фестиваль, объявив, что теперь Венеции каюк, Венеция зашевелилась и стала ставить вопрос в государственном масштабе: даешь дворец! Лет пять шли согласования. Фестивальный дворец обещали ударными темпами возвести к 2011 году, но, копая яму под фундамент, строители обнаружили плиты ядовитого асбеста. Их надо было демонтировать, и это задержало строительство. Теперь пустырь с одиноким бульдозером обещают превратить во Дворец уже только к 2012 году.
Во вторник шли последние приготовления. Фестивальная площадка представляла собой хаос красных кубов, параллелепипедов и других изделий прихотливых форм. Над ними еще трудились рабочие, похожие на похудевшего Паваротти, – что-то прибивали, что-то отмеряли, завозили грузовиками цветы и зеленые насаждения.
И уже к утру в среду публику встретила чистота и красота, по выметенным красным дорожкам двинулись праздничные толпы, Тарантины и Копполы. На радость и во славу мирового киноискусства.

                                    ВИТТОРИО ГАССМАН

Впрочем, фактически Венецианский фестиваль открылся еще накануне своего официального открытия – вечером памяти великого итальянского актера Витторио Гассмана. Его лучший фильм «Запах женщины» шел на огромном экране на одной из городских площадей. Десятилетие смерти актера стало первой сквозной темой фестиваля, который ставит своей задачей соединить славное прошлое итальянского кино с его предполагаемым славным будущим. Полнометражный документальный фильм Джанкарло Скаркилли «Витторио Гассман – жизнь лидера» открыл внеконкурсную программу. Заслуга Гассмана в том, что он, мастер театральной школы, проторил дорогу классики к массовому зрителю. И если обычно театры, сыграв несколько представлений, должны были менять свою афишу, сыгранный им «Гамлет» 1952 года достиг рекордной по тем временам отметки – шел более сотни раз. Гассман создал передвижной театр и привез его зрителям таких уголков Северной Италии, где театра никогда не видели. Он создал целый мир персонажей в театре, кино и на телевидении, и сам тому удивлялся: «В 65 лет я вдруг осознал, что всегда жил чьей-то чужой жизнью. Я по натуре застенчив, говорю тихо, а на публике могу быть самоуверенным циником» - говорил он своему ученику Джанкарло Скаркилли.

                                       СПАСИБО КРИЗИСУ

Отдав дань прошлому, Мостра обещает показать контуры будущего кинематографа. Как ни странно, сегодня это будущее формируется финансовым кризисом. Наиболее адекватный перевод слов директора Венецианского фестиваля Марко Мюллера о специфике нынешней Мостры почти дословно совпадет со словами грибоедовского героя: «Пожар способствовал ей много к украшенью!». Смысл высказывания старого фестивального волка: если бы не кризис, мы не имели бы такого расцвета экспериментального творчества. Даже крупнейшие мастера в стесненных финансовых условиях не могут уповать на дорогие спецэффекты и вынуждены думать о том, как быть оригинальными по старинке – т.е. вновь стать выдумщиками. Затраты сократились в десятки раз – соответственно возрос креатив. Вчерашние творцы блокбастеров стали снимать скромные, но сильные документальные малобюджетники. Ни на что не претендующие короткометражки вдруг обнаружили потенции стать крупномасштабным проектом. Так, например, появился в венецианском конкурсе фильм Винсента Галло «Обещания, писанные на воде», снятый без сценария, по наитию. Бюджеты в сотни миллионов долларов усохли до одного-двух миллионов – без видимого ущерба для качества, как утверждает просмотревший всю программу Мостры ее директор Марко Мюллер.

Продюсеры экономят. На всем – даже на авиабилетах. В канадский Торонто из США лететь ближе, чем в Европу, и вот Берлин, Канн и Венеция лишаются части американских картин, показанных на Торонтском международном кинофестивале. Но Мюллер может гордиться тем, что практически все фильмы 67-й Мостры – мировые премьеры. «Торонто определяет рыночную стоимость картины, а Венеция дает эстетический знак качества!», - говорит он журналистам. Он остается романтиком и до сих пор считает, что хорошее кино - “это когда режиссер умеет развлечь зрителя, но после фильма ты чувствуешь себя другим человеком”.

Резкий поворот с его подачи намерена совершить программа «Горизонты», целиком отданная в этом году экспериментам, которые выходят далеко за рамки традиционного кино – в сферы видеоарта и инсталляции. То есть в жанры сугубо прикладные, декоративные, более предназначенные быть предметом интерьера, нежели объектом художественного переживания в кинозале.

Будущее кино олицетворяют имена на фестивальной афише. Практически нет ветеранов, на которых делал ставку недавний Канн. Возраст режиссеров, как на подбор, не превышает сорока лет. Уже 41-летний Даррен Арановский на этом фоне смотрится аксакалом. Его «Черный лебедь» открыл фестиваль, и Марко Мюллер уверен, что лебединая песня нового кино будет вполне оптимистичной.

Впрочем, сам Мюллер уходит, это его последний фестиваль, и директор хочет вернуться к продюсерской деятельности.

                                    ФИЛЬМ ОТКРЫТИЯ

Фестиваль начался конкурсным фильмом Даррена Ароновски «Черный лебедь». На премьеру прибыли, кроме режиссера, звезды фильма Натали Портман и Венсан Кассель.
Ароновски – режиссер непредсказуемый, и картину ждали в предвкушении нового сюрприза. Он дебютировал очень сильно: «Реквием для мечты» и по сей день остается самым ярким высказыванием против наркотиков. Но уже «Фонтан», показанный в Венеции в 2006 году, был чисто формальным упражнением, перегруженным фантастическими несообразностями. Зато «Рестлер» вдруг оказался лаконичной по средствам монодрамой, новым открытием увядшего было таланта Микки Рурка и откровением для Венеции, вручившей режиссеру «Золотого льва».
Очередной поворот должен был обозначить «Черный лебедь» - режиссер назвал его психологическим триллером. Уже первые аккорды музыки Чайковского настраивали на возвышенный лад.  Но долго пребывать в таком состоянии нам не дали: это кино современное, принято срывать все одежды. Анаровски срывает романтический флер с балетного мира.
Из аннотаций известно, что картина - о свирепой конкуренции на балетной сцене: юная балерина Нина сменяет вышедшую в тираж приму, к тому же танцевать Одетту-Одиллию в новаторской постановке “Лебединого озера” претендует новенькая в труппе Лили.
Но это лишь поверхностный слой сюжета. На самом деле это история о том, как чувственность пробуждает в человеке неуправляемых внутренних демонов. Балет чувственности традиционно лишен: это чаще всего серия эффектных поддержек, но никак не эротическое взаимодействие между мужчиной и женщиной. С таким пониманием балета спорит герой Венсана Касселя хореограф Томас: он пытается пробудить в фригидном танце Нины чувственность.
Дальше без подробностей, иначе будет спойлер. Скажу только, что пробудившейся Нине придется пройти через все круги ада, где Арановски щедро и, полагаю, намеренно использует штампы натуралистического ужастика и пряной эротики, включая лесбийскую. Реалистический поначалу сюжет быстро и густо обрастает далеко идущими метафорами, и уже к середине картины невозможно различить, где реальный ход событий, а где насмерть сражаются демоны. Ведь и сами героини балета Одетта и Одиллия символизируют светлую и темную стороны одной души – не случайно в хороших театрах две контрастные партии танцует одна исполнительница. Это стало толчком для предлагаемой нам драмы, где хрупкая Нина как бы раздваивается, причем побеждает, конечно, темное начало.
Балет искусство условное и метафорическое, он - сфера бушующего воображения, и этот жанровый код Арановски использует блестяще: мы получили фильм без границ между чувствуемым и действительным. Какой болезнью поражена кровоточащая Нина, как далеко заходят ее товарки в своих интригах, и не есть ли все это плод больного воображения – остается решать каждому зрителю индивидуально,
Восхищает профессиональный подход к делу. Не учившаяся балету Натали Портман ухитряется прекрасно имитировать не просто танец, но танец выдающийся. Венсан Кассель в совершенстве передает специфическую пластичность людей балетной профессии. А режиссер, усвоив уроки не только Боба Фосса во “Всем этом джазе”, но и Басби Беркли в бесчисленных фильмах “золотой поры” американского мюзикла, заставляет танцевать и камеру – она включена в общую хореографию этого кинематографического балета. Эпизод, где макабрическая Одиллия, демон во плоти, в вихревом фуэте обрастает перьями и становится черным лебедем, по своей увлекательности войдет в классику музыкального кино.
Общее впечатление - смешанное. Кино чрезвычайно занятное, но перегруженное банальностями. Громоздко эффектное, но в сухом остатке не слишком содержательное. Несомненно заслуживающее просмотра, но не фестивальных призов. Не случайно его поставили на открытие фестиваля. Я не помню случая, чтобы фильмы первых дней киноконкурсов Венеции, Канна или Берлина оказывались в числе победителей. Российская лента «Овсянки» пойдет на четвертый день конкурса, что выводит ее из зоны запланированно безнадежных, но обычно дирекции фестивалей, клянясь, что все здесь решает жребий, свои главные козыри выкладывают в последние дни.