Нежней мы любим

Главные фильмы Каннского фестиваля выходят на экран (Валерий Кичин, "РГ")

Осень выдалась насыщенной кинопремьерами - одна другой актуальнее. Словно кино, опомнившись, спешит взяться за лечение запущенных язв человечества. Сегодня на экран выходят самые актуальные фильмы Канна этого года - "Любовь" и "За холмами".
В этих фильмах уже нет былой страсти к мессианству - но есть пресловутое "не могу молчать!". Высказывания яркие, сильные, но с отчетливым сознанием, что это, скорее всего, глас вопиющего в пустыне: люди попереживают, посочувствуют и примутся за старое.

Все эти фильмы, так кучно вышедшие в мировой прокат, снова обнаруживают утраченную было связь актуальности экрана и реальности. Их авторов волнуют тенденции развития (или, точнее, деградации) современного общества - так образуются течения в кино, которые тоже можно считать доминирующими. Одно из них - остро антиклерикальное - только за последние годы было представлено на фестивалях в Канне и Венеции фильмами "Белая лента" Михаэля Ханеке, "У нас есть папа" Нанни Моретти, "За холмами" Кристиана Мунджиу, "Рай: вера" Ульриха Зайдля. Все они - о зловещих трансформациях, которые происходят с истово верующим человеком, о проигранных жизнях, трагедиях и преступлениях, связанных с религиозным фанатизмом. Первые две картины уже шли на наших экранах - в ограниченном прокате. Теперь выходит фильм каннского лауреата, глашатая новой "румынской волны" Мунджиу "За холмами".

Сюжет навеян реальным случаем: в молдавской деревушке местная православная община пыталась изгнать из девушки беса и довела ее до смерти. Случай получил широкую огласку во всем мире, за исключением России. На пресс-конференции в Канне Мунджиу рассказал, что устрашающими случаями экзорцизма в странах Восточной Европы забит весь интернет: любители охотно снимают религиозные пытки своими мобильниками - в назидание новым "одержимым". Отдельные случаи фанатизма перестают быть ЧП, становятся системой, призраком новой диктатуры, наползающей на эти страны, - диктатуры невежества и тьмы.

Как бы ненароком фильм затрагивает и еще одну воспаленную тему, впрямую связанную с невежеством: тему ненависти к непохожим, к людям, так или иначе выбивающимся из невесть кем установленной "нормы". Две героини фильма любят друг друга. После долгой разлуки Алина приезжает из Германии, чтобы забрать к себе близкую подругу Войчиту. Она еще не знает, что Войчита посвятила себя богу и ушла в монашки. Картины женского монастыря впечатляют: здесь время словно застряло в позапрошлом веке и остановилось навсегда. Вечерами жгут свечи: электричества нет, и не нужно. Жуют, спят, молятся - вот вся жизнь. Ее надо перетерпеть в ожидании вечного рая. Оператор Олег Муту выбирает для съемок зиму - в черно-белом мире нет признаков XXI века: первичное существование, вечно постные лица и взгляды, оживающие только в предвкушении сплетни о чужих грехах и соблазнах.

Для Алины потеря любимой, ее добровольный уход в "потустороннюю жизнь" равносильны смерти. А для Войчиты их запретная любовь теперь грех, девушка омертвела душой и к вызовам жизни равнодушна. Алина в отчаянии, она бунтует, но для сурового "святого отца" объяснение одно: в отроковицу вселился дьявол. Ее истерику принимают за бесовские конвульсии - и начинается пытка насилием, голодом, унижением. Подробности смотреть жутко и тягостно, бесноватыми кажутся все эти замотанные в тряпки женщины, и не случайно врач, констатировавший смерть замученной, смотрит на них с брезгливостью - как на явление Средневековья цивилизованному миру. "Слуги божьи" оказывается исчадиями ада, "святому отцу" придется отвечать перед судом: закон в Румынии еще работает.

Фильм полон далеко идущих метафор. Снятый в документальной подробной манере, он по-своему поэтичен. Режиссер понимает взрывоопасность волнующей его темы, но на пресс-конференции с горечью говорил о том, как интенсивно строятся в "новой Румынии" храмы, которых уже 20 тысяч, при том, что школ всего 5 тысяч, а больниц - и вовсе 500: вера подменяет знания, наука вытесняется мифами, время все отчетливее движется вспять. Такие фильмы - как сигнал опасности: они наглядно показывают, в каких болевых точках мы опять разворачиваем наш курс вразрез с мировой цивилизацией. Картина Мунджиу получила в Канне призы за лучший сценарий, актрисы Космина Стратан и Кристина Флютур разделили приз за лучшую женскую роль.

Австриец Михаэль Ханеке снова на наших экранах с драмой "Любовь", получившей Золотую пальмовую ветвь. Это серьезное испытание для зрительских нервов: перед нами тягостная картина постепенного превращения человека живого, умного, обаятельного, - в растение. Картина паралича и неотвратимого умирания, когда помочь нельзя, можно только оберегать последние искры человеческого счастья - любовь. Жан-Луи Трентиньян, когда-то изумивший нас самой красивой любовной историей в фильме Лелуша "Мужчина и женщина", теперь поражает историей любви самой безнадежной, самоотреченной и верной, какую видел кинематограф. Его умирающую жену Анну поразительно играет Эмманюэль Рива, получившая премию БАФТА за свою первую большую роль в фильме Алена Рене "Хиросима, моя любовь". Оба актера впервые прославились в знаковых лентах "золотой поры" кинематографа, их участие сообщает картине Ханеке еще один, возможно, даже не предусмотренный автором, но неизбежный смысл: умирание самого этого кинематографа, на смену которому идет то ли компьютер, то ли мобильный телефон. Фильм стал таким же признанием режиссера в любви к уходящему, каким когда-то был спектакль Олега Ефремова "Соло для часов с боем". Он исполнен той же ностальгии и щемящей тоски от сознания близкого неизбежного.

Это фильм о том, что когда любящие друг друга люди долго живут рядом, любовь переплавляется в чувство более сложное и всеобъемлющее: двое срастаются, как сиамские близнецы, они уже не могут вообразить жизнь вдали друг от друга. Слова: моя половина - обретают почти буквальный смысл. Были общими радости - становятся общими даже недуги: герой Трентиньяна, ухаживая за своей второй половиной, на наших глазах тоже увядает, его перестают слушаться ноги, его в жизни поддерживает только необходимость помогать умирающей Анне. И в этом нет самопожертвования - иначе ему жить невозможно. А когда Анна умрет, он из фильма исчезнет, и ни у кого из зрителей не возникнет вопрос: куда? Просто дочь придет в опустевший дом.

Лаконично намечены и контуры поколений, идущих на смену. Они деловиты, прагматичны, их убежденный цинизм скован только нормами приличия, которые тоже доживают последние дни. Дано ли им любить столь же преданно и самоотреченно? Дано ли им такое счастье? Нет ответа...