Михаил Лемхин

                Несколько слов о беспристрастности, участии и неучастии

После обыска у Костормарова соавторы проекта «Срок» Александр Расторгуев, Павел Костомаров и Алексей Пивоваров опубликовали вот такое заявление:
«К зрителям проекта «Срок».
События последних дней, связанные с допросом Павла Костомарова и обыском у него дома, серьёзно повредили нашему проекту, нарушив главный принцип качественной документалистики: автор не должен быть участником событий. В связи с этим онлайн-проект «Срок» временно приостановлен. О его дальнейшей судьбе и о планах его создателей мы сообщим в самое ближайшее время.
Пивоваров/Костомаров/Расторгуев»
Напомню, что проект «Срок», рассказывающий о движении протеста в России и о лидерах этого движения, создавался на глазах публики: начиная с 21 мая 2012 года фрагменты проекта систематически появлялись в интернете – на данный момент для просмотра доступно около трёхсот отдельных сюжетов.
7 декабря к Костомарову домой явились сотрудники Следственного комитета и после обыска и изъятия каких-то материалов взяли у него подписку о неразглашении. После этого Костомарова дважды вызывали на допросы, и, в результате, судя по заявлению авторов проекта, власти добились того, чего они хотели.
Очень трудно из Сан-Франциско комментировать то, что происходит в Москве, но я всё же позволю себе высказать некоторые соображения, скажем так, теоретического свойства.
Речь идёт о том, что называть документалистикой.
Если следовать логике, которую предлагают соавторы «Срока», в России никакая документалистика вообще невозможна. Предположим, некто работает над фильмом, затрагивающим неприятную властям тему или важную властную персону. Что делать этой персоне? Мешать автору, не давать ему новых материалов, стараться перекрыть финансирование проекта, готовить дезинформационную защиту, осложнить показ готового фильма?
Зачем, когда всего и стоит выписать ордер на обыск – ни в чём не обвиняя автора этого проекта, а привлекая его лишь в качестве свидетеля – и честный автор уже дисквалифицирует сам себя: «Теперь я не могу делать фильм, потому что я вовлечён, я уже участник. Так говорит теория».
Теория?
На свете есть множество чудных теорий, и я совсем не призываю к анархизму, но зачем же своими руками отдавать начальникам такую власть над собой?
А если спросить у этой теории почему «главный принцип качественной документалистики» неучастие в документируемом событии, то она объяснит нам, что, во-первых, своим участием мы изменим течение этого события, во-вторых, чтобы принять участие мы должны будем выбрать сторону, и, следовательно, таким образом утратить беспристрастность.
Эта теория придумана не сегодня. Звучит она примерно так: журналист – ну, понятно, и кинодокументалист – поставляет читателям-зрителям информацию о происшедших событиях, и чтобы информация эта не была искажена, журналист должен быть беспристрастен.  
Однако, давайте зададим себе простой вопрос: может ли вообще человек быть беспристрастен? Ответ на него, по-моему, очевиден – конечно не может. И когда мы требуем от кого-то беспристрастности или некто в своей беспристрастности клянётся – мы просто обманываем себя и других. Мы все пристрастны: у нас есть свои симпатии, антипатии, свои представления о жизни, наконец, свои вкусы, и мы не можем от них отказаться.
Но это не значит, что мы не можем быть честны и объективны. Можем, но не автоматически – это требует от нас интеллектуальных усилий.  
Теперь давайте вернёмся к ситуации с проектом «Срок». Можно ли сказать, что до обыска у Павла Костомарова авторы были совершенно беспристрастны? То есть, не имели своей собственной позиции? Не выбирали сторон?
Разумеется – нет.
Поскольку на данный момент перед нами множество отдельных сюжетов, не организованных в авторское повествование, судить о будущем фильме довольно трудно.  И всё же, у зрителей нет никаких сомнений с какой стороны - условно говоря - баррикад  находятся авторы.
Иначе сказать, авторы, несомненно, пристрастны.
Пристрастны, что вовсе не значит - не объективны. Нужно только не забывать о том, что  объективность достигается не скрупулёзным выполнением внешне заданных правил и предписаний, а интеллектуальным усилием, интеллектуальной честностью.  
Ровно так же выглядит вопрос о неучастии в событии. Как можно быть неучастником события, будучи очевидным, видимым его участником? Например, присутствие кинокамеры при аресте одного из лидеров оппозиции Алексея Навального – (самый первый сюжет проекта «Срок»*) – несомненно меняет ситуацию. Хотя милиционеры и ведут себя грубо, можно быть уверенным, что они вели бы себя разнузданнее и жестче, не будь камера «Срока» и другие журналистские камеры свидетелями этого события.
О каком неучастии тут может идти речь?  
Более того, авторы заранее прикрепили к рубашке Навального миниатюрный микрофон с передатчиком, и хотя оператор снимает арест с некоторого расстояния, мы прекрасно слышим перепалку Навального с милиционерами, угрозу одного из них сломать руку арестанту и ответ Навального: «Посажу». И даже когда милиционеры с арестантом скрываются за дверью с надписью «МВД России. Главное управление внутренних дел по городу Москве», мы ещё некоторые время – пока хватает мощности передатчика - продолжаем слышать голоса людей, которых камера больше не видит.
Неучастие? Что же ещё называть участием?
Конечно, человек с камерой может заявить, что, мол, я не активист, не поднимаю над головой плакатов, не выкрикиваю слоганов, не выступаю на митингах – и значит я не участвую.
Но ведь это очевидный самообман.
Не участвовать – это значит сложить руки и не делать ничего.
Но, боюсь, что даже и это будет участием – участием в том, чего и добивается власть от подконтрольных граждан - сидеть смирно и не рыпаться.
Прошу понять меня правильно: я не даю авторам проекта «Срок» советов из далёкого далека. Всё что я хочу сказать: вы мастера, вы делаете дело, которое считаете правильным – не дайте себя обмануть теориям, не имеющим никакого отношения к реальной жизни. А что делать и как поступить – вам виднее. Только вам, не мне, но и не тем, кто будет пугать вас участием, вовлечённостью и необъективностью.  

*http://www.youtube.com/watch?v=RupZW2Zcfwg&hd=1


                                                      «Кстати», № 921, Сан-Франциско