«В конце года с нас довольно жестко начали спрашивать»

Федор Бондарчук об отношениях государства с киноиндустрией

Фото: Александр Щербак / Коммерсантъ

Член консультативного совета Фонда кино, кинорежиссер и актер ФЕДОР БОНДАРЧУК ответил на вопросы КОНСТАНТИНА ШАВЛОВСКОГО.

— Последний месяц киносообщество лихорадило, ходили слухи о том, что реформа кино, связанная с созданием Фонда социальной и экономической поддержки отечественной кинематографии, сворачивается, было несколько совещаний у вице-премьера Владислава Суркова, работу Фонда кино якобы признали неэффективной. Что же на самом деле произошло?

— Год назад мы сами, имеется в виду индустрия, обозначили параметры эффективности работы Фонда кино — это доля в 15% российских фильмов от всех кинотеатральных сборов в России. И вот в конце года, когда стало ясно, что мы эту планку не взяли, с нас, скажем так, довольно жестко начали спрашивать. Причем нас за язык никто не тянул. Как сказал вице-премьер, мы могли обозначить в качестве базового параметра не долю от бокс-офиса, а, например, количество зрителей, и показатель эффективности бы изменился — потому что если считать в процентном отношении, то эта цифра поменяется на 1,5% в плюс. То есть зрителей у российского кино на самом деле больше, просто при грубом подсчете доли присутствия на рынке скрадываются определенные показатели — например, то, что билеты на 3D-фильмы стоят дороже, ну и так далее.

— Но если смотреть не изнутри индустрии, а со стороны зрителя, который читает кинотеатральную афишу, то в эффективность какой бы то ни было реформы и правда поверить сложно. Качественных зрительских фильмов больше не стало.

— Фонд, к счастью, не оценивал качество сценариев, которые запускали компании-лидеры, и в этом было его безусловное преимущество. Функция фонда была не в том, чтобы стать квазипродюсером над Сельяновым, Бекмамбетовым или Бондарчуком. И если вы посмотрите на то, что выпустили компании-лидеры, то вопрос отпадет сам собой. А вообще, Фонду кино меньше трех лет, в связи с чем разговор об эффективности лично мне кажется несколько преждевременным, особенно учитывая объективные сроки производства фильмов. Но в принципе вы правы в том, что судить об эффективности можно с разных позиций. Это все борьба терминологий. Начнем с того, о чем говорят меньше всего,— это руководство Фонда кино. Вы заметили, что у нас в индустрии появился человек с именем, фамилией, отчеством и телефонным аппаратом, до которого всегда, подчеркиваю, всегда можно дозвониться. Его зовут Сергей Толстиков, исполнительный директор Фонда кино. Это государственный менеджер, который не скрывается за стенами госучреждений, который в начале своей деятельности провел огромное количество консультаций не только с представителями крупных кинокомпаний, но и с режиссерами и продюсерами авторского кино и с критиками и собрал все точки зрения на процесс. В результате мы получили компетентного человека с серьезным ресурсом, который понимает, на что и как выделяются государственные деньги,— и это принципиальный момент в этой всей истории. Дальше, возвращаясь к 2010 году и тем причинам, по которым возник Фонд кино. Индустрии и государству была необходима прозрачность — то есть чтобы бюджетные деньги, которые выделяются на фильмы, были видны на сотнях экранов, а не сдавались одной копией в Госфильмофонд. Я, конечно, могу сейчас говорить только за себя и своих товарищей — но, уверен, каждый из лидеров, с которыми работал фонд, может открыть все свои финансовые отчеты и сметы на производство, и будет понятно, куда и на что эти деньги потрачены.

— Кстати, Сельянов на обсуждении «дорожной карты» в Министерстве культуры довольно жестко парировал доводы о том, что индустрия и в частности компании-лидеры снимают фильмы только за государственный счет.

— Абсолютно верно. Несмотря на то что государство у нас является крупнейшим инвестором на рынке, глубокое заблуждение считать, что все кино у нас снимается на деньги налогоплательщиков, как это любят описывать в прессе. У разных компаний процент участия госденег разный.

— А у вас какой?

— В этом году у нас соотношение 30 к 70. И у Сельянова, насколько я знаю, примерно такое же. То есть 30% денег государственных, остальное — частные средства. Два наших проекта сейчас вообще снимаются без государственной поддержки — я имею в виду новый фильм Леры Германики и картину с названием «Лучшая девушка Кавказа», которую в сети путают с ремейком «Кавказской пленницы», хотя к замечательному фильму Гайдая наш проект никакого отношения не имеет. Так что мы как работали в рыночных условиях, так и продолжаем работать. И когда на совещании у вице-премьера речь зашла о 100-процентной возвратности тех денег, которые выделяет Фонд кино, мы с товарищами подумали, что можно было бы даже поставить такой эксперимент. Вот не спорить, не убеждать, а тупо согласиться и посмотреть на долю сборов к концу года. Но, если честно, просто времени жалко — лишнего года ни у кого нет, а негативные последствия этого решения пришлось бы разгребать еще несколько лет.

— Но, насколько известно, сейчас речь идет не только о финансовой отчетности и ответственности за потраченные средства, но и о том, что государство в лице министра культуры хочет контролировать контент, читать сценарии и, в общем, вести себя действительно как такой квазипродюсер.

— Да, здесь есть определенная опасность, и эта история про контроль за содержанием — она по большей части связана с фигурой министра Мединского. Но смотрите: на тех собраниях у вице-премьера, на которых я был, в меньшей степени говорили об идеологии и в большей именно про контроль средств. Как любая финансовая организация, государство хочет контролировать, куда и как его деньги распределяются.

— Но это же не частный банк, а все-таки государство, и здесь от появления дополнительного механизма контроля за содержанием до цензуры полшага.

— Но мы-то с вами взрослые люди и понимаем, что и без этого механизма у государства немало возможностей для, скажем так, ограничения художественной активности — а теперь назовите примеры, где, когда и как она применялась на практике все эти годы? Я имею в виду, конечно, кинематограф. Все обсуждают так называемый список тем, предложенный Минкультом, но если к нему внимательно присмотреться, то вряд ли можно найти фильм, снятый в России за последние лет десять, который не подошел бы ни к одной из предложенных тем. Да, формулировки несколько кондовые — но за фразой «фильм о толерантности» легко может скрываться «Гран Торино».

— Возвращаясь к фигуре министра Мединского — как, на ваш взгляд, можно победить идею управления культурой?

— Подождать. Делами победить. Я думаю, что ни одно из министерств и ни одна из индустриальных территорий в нашей стране не находится под такой лупой общественного внимания, критики и комментариев, как Министерство культуры и его политика в области кинематографии. И лично я думаю, что фигуру Владимира Мединского сейчас в большей степени демонизируют. Он, как и всякий человек, совершает ошибки, министр культуры не сапер, но не будем забывать, что новая команда Минкульта работает совсем не долго. И нужно дать этой команде шанс. Но, конечно, если так жестко ставится планка к исполнению, то тогда необходимо перенести ее с фонда на тот же Минкульт. Давайте теперь поставим дедлайн, соберемся через год и посмотрим, к чему все эти шаги привели. И так же жестко будет разговаривать вице-премьер с людьми, имена и фамилии которых мы знаем. А к чему они должны привести? Ну, наверное, также к повышению доли российского кино в общем бокс-офисе. Так что давайте поставим хотя бы ту же самую планку в 15%. И через год посмотрим.

— Какие опасности ждут индустрию в связи с изменением структуры господдержки?

— Я думаю, главная опасность в том, что с приходом новых лиц на ответственные должности всегда появляется масса недовольных и обиженных мастеров. И сейчас на гребне ура-патриотизма, используя какую-то пещерную риторику, они будут пытаться получить господдержку. Мы уже видели это на примере выступления режиссера Юрия Кары, в котором он сообщил, что Фонд кино организовывался для создания серьезных исторических фильмов, а сам финансирует картину «Бабло». Но, во-первых, фонд не создавался для производства исторических фильмов, во-вторых, «Бабло» — прекрасная картина, а в-третьих, она зрительская, а для поддержки именно зрительского кино и создавался фонд в первую очередь.

— Что будет с идеей введения квоты на русские фильмы в прокате?

— Мы уже говорили на совете по кино в присутствии премьер-министра, что рынок, индустрия категорически против введения квот. Откуда эта идея снова возникает? Наверное, она кем-то обоснуется с экономической точки зрения. Действительно, на бумаге таким образом повысить долю присутствия российского кино на экранах нетрудно. Но мы же работаем не для отчетности, а для зрителя, который насилия не прощает никому. Квотирование — это репутационное самоубийство национального кинематографа. Я, например, очень даже верю в сетевой сговор против какого-то фильма или даже вообще против русского кино. Сегодня, при том что кинотеатральные зрители — это люди молодые и у всех почти есть интернет, это очень даже реальная перспектива. Фраза «не ходить», сотни тысяч лайков — и все. Здесь, возвращаясь к министру Мединскому, я все-таки очень надеюсь, что он человек слышащий и слушающий. И на самом деле ему сейчас надо сделать одну простую вещь: выдохнуть и разобраться во всем самому. Как он, кстати, и сделал в истории с пиратством, когда был создан комитет по защите интеллектуальной собственности на территории России, и я знаю, что уже есть первые результаты его работы. А когда разберешься, то станет понятно, что квоты ничего не решат и что болевые точки индустрии — это, во-первых, единый билет, которого как не было, так и нет, во-вторых, количество экранов, и, в-третьих, пиратство, уровень которого у нас доходит до 100%. А нам говорят — доля. На самом деле эта доля в 15% в этом году — это всего лишь плюс один фильм «ДухLess» в прокате. Точка.

— Почему, по-вашему, индустрия фактически молчит и почти никто публично не высказывает своих мыслей по поводу изменений в системе господдержки?

— Меня самого удивляет, что никто не комментирует. Видимо, боятся попасть в немилость Министерства культуры. Это, знаете, я вот комментировал Максимовской (ведущей РЕН-ТВ Марианне Максимовской.— “Ъ”) встречу доверенных лиц президента, и она говорит, что огромное количество людей, которые там были, сослались на занятость, на плохое самочувствие, и, в общем, никого не достать. Ну понятно. У меня только один вопрос — а зачем тогда вы подписывались, если так этого боитесь?

— Вы постоянно находитесь в тесном контакте и диалоге с государством — и в истории с фондом, и в истории с «Ленфильмом», и с Главкино, и как доверенное лицо президента. Скажите, государство стало больше слушать мнение профессионалов или, наоборот, меньше?

— Больше. Но это не его заслуга. Это заслуга сети. Лет десять назад все думали, что история с интернетом будет существовать в одной реальности, а они — в другой. Не получилось. Мы живем в прозрачное время. И фактор прозрачности все сильнее давит на государство, заставляя его меняться.

— Не могу не спросить про «Ленфильм», вы согласились стать председателем совета директоров. Скажите честно, зачем лично вам это нужно?

— (Пауза.) Ну если так по-детски отвечать, то это вызов. У меня есть силы и есть понимание, как это делать. Хотите верьте, хотите нет, но я хочу сделать эту студию. И я прекрасно понимаю, что эта история с «Ленфильмом» для меня — пан или пропал. Как почти вся моя жизнь, в последнее время так уж точно. Мне ошибок не прощают, и я понимаю, что добровольно подписываюсь под то, что через полгода меня могут изничтожить. И уж более прозрачной истории, чем с «Ленфильмом», представить трудно.

— Там не очень простой коллектив, и, наверное, на решение противоречий внутри студии уходит нервов не меньше, чем на уговоры кредиторов по очередным отсрочкам платежей?

— Нервов — да. Но чего я точно хочу меньше всего — так это остаться в истории студии человеком, который построил стены, починил канализацию и оборудовал цех осветительных приборов, пусть даже он будет лучшим в мире, но с именем которого связан уход со студии Александра Николаевича Сокурова. Или журнала «Сеанс». Потому что стены рухнут, а позор останется. Исторических примеров тому тьма. И если так, то лучше за это не браться, потому что я своей репутацией дорожу больше всего.

— В конце года принято подводить итоги и делать прогнозы на будущее. Когда, по-вашему, изменится максима, сформулированная Кириллом Серебренниковым в фильме «Изображая жертву» о том, что «русское кино в жопе, только Федя Бондарчук прикольный»?

— Ну если 21 декабря все не «выключится», то прикольными будут и Петя Буслов с Ромой Прыгуновым, и Лера Германика с Борей Хлебниковым, и Дуня Смирнова с Сергеем Сельяновым, и сам Кирилл Серебренников — ну очень хочется верить… С наступающим вас! С 2013-м!
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc-y/2094456