«Нельзя привить вкус к документальному кино человеку, читающему Донцову»

Президент фестиваля «Артдокфест», режиссер Виталий Манский в интервью CINEMOTION — о проблемах проката документального кино в России, новых предложениях Гильдии документалистов, направленных в Минкульт, и необходимости введения коэффициента рентабельности документальных студий.

Подводя итоги года в документальном кино, какие проекты Вы можете выделить как наиболее заметные?
Самые яркие и перспективные проекты года — это фильм «Срок» как некая новая форма развития документального кино в новых медиа и интернете. В классическом кино — самые заметные работы принадлежат мастерской Разбежкиной: «Зима, уходи», «Милана» Мадины Мустафиной, «Алехин» Дмитрия Кубасова и другие. Все эти фильмы — еще не отлитые в бронзе памятники. Это живой процесс со всеми технологическими проблемами и шероховатостями. Но, на мой взгляд, это более перспективно, чем сухой умирающий классический кинематограф.

Каких режиссеров, заявивших о себе в этом году, Вы можете назвать?
Собственно, конкурс «Артдокфеста» 2012 года — это веер новых имен. Но у нас есть не только конкурс, но и внеконкурсная программа «Среда». И если конкурс — это имена состоявшиеся, то «Среда» — скорее надежда на новые имена. Среди новых режиссеров, в которых чувствуется потенциал, могу упомянуть Никиту Павлова, Константина Селина, Светлану Сигалаеву, Константина Смирнова и Анну Моисеенко.

Какие главные тенденции в области документального кино в 2012 году Вы можете выделить?
Конечно, в целом, нужно понимать, что тенденция реального кино, тенденция кино, погруженного в жизнь героев, все больше завоевывает зрительское и фестивальное внимание. Много лет на главном мировом фестивале документального кино в Амстердаме были представлены всего одна-две российские картины в лучшем случае, а то и меньше. Более того, картины, попадавшие в конкурс, были картинами классических фундаментальных режиссеров. А в этом году Амстердам взял в свою программу «Зима, уходи», «Собачий кайф», «Марш! Марш! Левой». Это, безусловно, знак нашего прорыва.

Какие технологические инновации оказали и оказывают наибольшее влияние на способы создания документального кино?
Мы сейчас находимся в той фазе, когда цифра завоевывает и, по сути, вытесняет пленку. Можно даже сказать, что пленки в кино уже нет. Семь лет назад я снял свою последнюю картину на пленке с оператором Павлом Костомаровым. Если тогда я еще думал, последний это фильм или я еще вернусь к пленке, то теперь я абсолютно точно знаю, что я к пленке не вернусь. Теперь и режиссеры, и продюсеры игрового кино начинают более серьезно думать о цифровом производстве, и весьма симптоматично, что последние два года призы на «Кинотавре» за операторскую работу получали операторы, снявшие свои фильмы на фотоаппарат, который стоит $3000. Это кое о чем говорит.

Изменились ли темы, которые затрагивают в своих фильмах документалисты?
Документалист живет в реальном времени. И если он не соотносит свое кино с этим временем, то, в общем, его фильмы не нужны, бессмысленны.

Какие темы должны затрагиваться в документальных фильмах, чтобы заинтересовать дистрибьюторов и прокатчиков? Как, на Ваш взгляд, можно наладить систему проката документального кино, и, вообще, насколько это возможно?
Я не знаю, насколько корректным будет мое сравнение, но в советские годы массовый потребитель алкоголя пил спиртные напитки в диапазоне от крепленого плодово-ягодного вина до, в лучшем случае, водки. Только маленькая прослойка населения выпивала вина и, что вообще редкость, виски. Почему это происходило? Потому что была такая культура потребления. И тогда было бессмысленно закупать французские вина, потому что люди просто не понимали этого вкуса. Сегодня выпустить документальное кино в прокат — это то же самое, что в советском гастрономе поставить французское вино на одну полку с портвейном «Три семерки». Человек просто не в состоянии потребить это. Это очень сложная проблема. Это воспитание, прививание вкуса к настоящему. Нельзя привить вкус к документальному кино человеку, читающему Донцову и слушающему Стаса Михайлова. Так не бывает. Человек должен быть в принципе культурным, объемным, глубоким, настоящим. Мы сейчас можем только лишь провоцировать начало сложного длительного процесса выздоровления нации, снятия ее с иглы примитивного, бессмысленного, разрушающего сознание продукта. Мы находимся в борьбе с целым государственным механизмом, использующим телевидение как прачечную, промывающую мозги и уничтожающего интеллектуального зрителя. Ну, что такое «Артдокфест»? Это ведь просто сколько-то тысяч зрителей в окопах.

Есть ли на данный момент у документалистов возможность лоббировать свои интересы в государственных структурах? Кто этим занимается?
В первую очередь, этим занимаются Киносоюз и Гильдия документального кино. Мы занимаемся тем, что даем обществу и власти ориентиры, показываем правильный вектор их движения и развития.

Какие функции выполняет гильдия документалистов?
Гильдия документалистов сейчас проходит, я надеюсь, этап ренессанса. Буквально неделю назад состоялось перевыборное собрание, революционное вообще для России, потому что путем демократических выборов было избрано новое правление. Нынешнему Президенту гильдии 33 года, а все вице-президенты моложе. Это молодые, активные, желающие что-то сделать позитивное люди. Мы подготовили письмо в Министерство культуры с просьбой приостановить изменения сути поддержки неигрового кино. Как известно, Министерство планирует ввести обязательство от грантополучателя вместе с заявкой давать гарантийное письмо либо от фестиваля, либо от телеканала о том, что они будут эту картину показывать. Но это абсурдно. Я, президент фестиваля, даже если ко мне придет обладатель гран-при моего фестиваля, не смогу дать ему гарантию, что покажу его новый фильм на своем конкурсе.

Какую альтернативную схему финансирования Вы предлагаете?
Мы предлагаем введение коэффициента рентабельности, эффективности документальной студии. Вы сделали картину на государственные деньги — принесите через год документы, демонстрирующие, на каких телеканалах был показан этот фильм, какие призы он получил, какая была пресса и какой прокат. Если коэффициент эффективности будет достаточный, для того, чтобы вы получили деньги на следующий проект. Если нет — извините.

Сейчас государство в стопроцентном размере финансирует документальное кино?
Де-юре — нет, де-факто я бы сказал, что да. Государство ежегодно через Министерство культуры дает $10 млн. Это достаточно серьезные деньги для того, чтобы их так бездарно разбазаривать. Пусть государство проведет экспертизу, на что оно тратит деньги. 90% финансируемых картин абсолютно не эффективны. Пусть деньги получают те, кто снимает кино, востребованное зрителем. С этого момента произойдут принципиальные изменения.

Как документалистам наладить эффективные отношения с телевидением?
Я уверен, что те эффективные фильмы, которые будут появляться при поддержке Министерства культуры, будут находить общий язык с телевидением. Конечно, кино должно возвращать хотя бы часть бюджета. Это элемент эффективности. Тот факт, что зритель приходит на «Артдокфест» и платит за билет, это принципиальнейший факт. Условно говоря, каждый зритель, заплативший рубль за билет, стоит десятерых, пришедших бесплатно. Потому что зритель совершил осознанный шаг. Мы завтра можем объявить сеанс бесплатным, и у нас снесут двери. Это не плохо, но и не хорошо. Понятно, не надо ставить цену на билет 500 или 1000 рублей, но пусть 100 рублей зритель заплатит, и тогда это будет процесс взаимовоспитания.

Какова ситуация в образовании в области документального кино? Отличается ли система образования в документальном кино в России от других стран?
Да, в России в принципе документальное кинообразование менее фундаментальное. Я это чувствую, когда сам выезжаю с лекциями, и сравниваю аудиторию там и здесь. Это говорит о разнице в подходе самого заказчика образования. Хотя постепенно ситуация меняется в лучшую сторону. Есть разница в подходах европейских специалистов и наших. Если можно было бы найти баланс между этими подходами, жизнь была бы прекрасна. А пока она такая, какая она есть, и об этом мы снимаем свое кино.