Юрий БОГОМОЛОВ
«Анна Каренина». ХХI век
Этот роман Толстого наиболее часто экранизируем после Шерлока Холмса. Думаю, потому, что его сюжет легко свести к мелодраматической фабуле.
Что еще надо массовому читателю, а за ним и зрителю, кроме любовного треугольника? Муж, жена и ее любовник. Рядом семейство Облонских: жена, муж и его любовницы. Поодаль – образцово-показательный пример: гармоничное семейство Левиных на фоне дисгармоничной жизни Николая, брата Левина, полюбившего проститутку, и любимого проституткой.
У порога ключ к воротам этого строения – эпиграф «Мне отмщение, и аз воздам». Ключ, который Виктор Шкловский назвал замком. Я бы добавил: с очень трудно разгадываемым кодом.
Хотя с виду он кажется достаточно простеньким: на Анне лежит печать возмездия, которое непременно аукнется и всему человечеству, если оно не одумается.
Эпиграф читается как басенная мораль. Но уже современники писателя заплутались в его смысловом лабиринте. Его расшифровывали и толковали на свой лад Достоевский, Алданов, Вересаев… Одна версия интереснее другой. Самая простая и однозначная принадлежит никому иному, как Льву Николаевичу: «…То дурное, что совершает человек, имеет последствием все то горькое, что идет не от людей, а от бога и что испытывает на себе и Анна Каренина».
Версия понятная, но не значит, что верная. Из нее следует, что автор имел в виду нечто назидательное, ставя во главе своего светского сочинения библейское изречение, встречающееся и в «Послании римлянам». Проблема, однако, в том, что смысл романа Льва Николаевича не исчерпывается ни этой емкой формулой, ни ее бесконечной чередой толкований.  
***  
Почему-то многим кажется, что классика – это священная недвижимость. Что ее надо только протирать, сдувать с нее пылинки, ухаживать за ней и время от времени – подкрашивать, подновлять фасад и т.д. Чтобы она имела товарный вид.
Критики с широкими взглядами говорят: пожалуйста, интерпретируйте, как угодно дерзко, смело, вольнодумно, но делайте это с любовью к Толстому и к его великому созданию. Это как в отношении обывателя к самой Карениной. Она вправе была изменить мужу, потому как полюбила Вронского, а Стива Облонский – не моги, поскольку у него одни интрижки – и ничего более.
В отсутствии любви винят сценариста Тома Стоппарда и режиссера Джо Райта, ччто создали фильм, который на первый взгляд может показаться пародией на великое творение нашего «все» после Пушкина. Ну, если это не пародия, говорят нам, то может сойти за подробное либретто, скажем, к балету или к опере, в основе которых лежит сюжет грандиозного литературного сочинения. И вправду, тут есть все основные коллизии и ключевые события: скандал в семействе Облонских, первая встреча Анны и Вронского, скачки, падение Алексея, Каренин и мальчик Сережа, Левин и Кити и т.д.
Местами резкие монтажные стыки дают повод думать, что перед тобой лихо слепленный трейлер того киноповествования, которое еще только будет развернуто перед нами.
Мы с первого кадра ждем развернутого изложения читанного- перечитанного и зачитанного и много раз переобдуманного, и перелистанного кинематографом, но видим роман в свернутом виде. И вот что странно: видим его по-новому.
***
В ХIХ веке читатель видел в героине грешницу, которая святее всех моралистов. Или, по крайней мере, их обаятельнее. Критики заметили, что автор больше симпатизирует неправедной Анне, нежели правильной Кити. И от того заподозрили, что она ему представляется не такой уж неправой в своем грехопадении. От того таким узким по содержанию, сбивающим с толку показался и морализаторский эпиграф.
ХХ век пошел дальше: он Анну Каренину героизировал. И сделал это хотя бы по той причине, что она отважно бросила вызов социально-общественному укладу, его фальши и лицемерию, его устаревшей морали.
Сегодня на дворе ХХI век. Сексуальная революция – позади. Институт брака давно взят под сомнение. Все моральные долги наши реструктуризированы, а в иных случаях – и секвестрированы. В этом контексте коллизии в «Анне Карениной» по-другому резонируют.  
Перед нами Анна Каренина и Николай Левин – люди с разорванными сознаниями и с надломленными судьбами. Поскольку они оба -- цельные натуры, их боль особенно мучительна, а для Анны она становится непереносимой. Раздвоение Стивы ничтожное приключение, которое со временем стало рутиной. Умнейший Каренин лишен этой способности, как равнинная река – возможности вскипать и отклоняться от веками освоенного русла. Левин – тот идеал цельности, для которого нет разницы между чувством и долгом. Для которого чувство и есть долг.    
Каренину не бог покарал в назидание нам.
По Стоппарду и Райту, именно бульварная логика житейщины сбросила ее с перрона жизни. Она не бросилась под поезд. Она словно оступилась и провалилась в бездну.
***
Мир в ХХI веке разорван не меньшим количеством  условностей, чем век ХIХ. И тогда людей разъединяли так называемые сословные перегородки, субкультурные традиции, социальные противоречия, образовательные цензы, межпоколенческие конфликты и т.д. Просто со временем они ушли в глубь, в подтекст нашей жизни, в подсознание наших поступков.
Мудро заметил по этому поводу Виктор Шкловский: «И вот разные писатели, живя в разное время, нащупывают один и тот же узор, одно и то же сцепление обстоятельств, которые каждый раз по-разному конкретно проявляются».
Стоппард и Райт «нащупали» свой узор, обнажили взрывоопасное «сцепление» неубиваемого ирреального инстинкта с безусловными условностями повседневной реальности, с ее правилами, с обманами, с самообманами, с иллюзиями, с просчитанными утопиями. Они заметили и показали, сколь близки крайности как этического толка, так и эстетического свойства, как стремительны перепады от одной крайности к другой.
Толстой им помог. Все, что они сделали, так это динамизировали сами перепады. Метафорой их стала трансформация условного театра в безусловное кино. Игрушечный поезд, похожий на реальный, тут же перевоплощается в поезд реальный. Как легкий флирт Анны и Вронского – в неодолимую страсть.
Театр в кино, или кино в театре -- это не формальный прием; это содержательная форма.
***
К классическим созданиям можно относиться как к храмам. Можно думать, что это бездонное хранилище таинственных смыслов, которые требуют разгадок.
Мне кажется ситуация более прозаической. Вот, когда мчишься в поезде, за стеклом солнце, мелькающее сквозь деревья. Оно ведь тоже мчится  и не отстает.
«Анна Каренина» не отстает, в чем и убеждаешься, посмотрев ее новую экранизацию.