Предыдущая громкая ревизия советского прошлого случилась в картине «Высоцкий. Спасибо, что живой». Но полюбить с неофитского наскока выдранное из творческого контекста несчастное хриплое чудище Высоцкого-2011 было технически непросто. Уж очень был черненький. «Легенда № 17», напротив, предлагает полюбить Харламова (Данила Козловский) выстиранным до ослепительной белизны, практически стерильности. Слишком прекрасный для житейского быта и потому несколько в нем абсурдный («Валера, ты чего с клюшкой в кабак пришел?») герой идет к заветной цели под оптимистический саундтрек Эдуарда Артемьева, отбрыкиваясь от искушений и верша подвиги. Причем наиболее сильное впечатление производят не плановые для богатырей мероприятия, вроде выйти на лед с травмированной ногой, а действительно сверхчеловеческие поступки. Так, желая растрясти похмелье, Валерий с утра пораньше отправляется полазать по трубам доменных печей, чадящим жирным металлургическим дымом.

Теряясь перед подобным совершенством, почти радуешься немногочисленным харламовским слабостям; спасибо, что все-таки живой. Пока его друг и товарищ по команде Гусев надсадно кричит: «Валера, я открыт!», Харламов из невыгодного положения сам вбрасывает по воротам, не забивает и сетует тренеру в том духе, что скучно и грустно, и некому шайбу подать, все приходится делать самому. Авторы фильма охотно пестуют мнимое одиночество героя: Петров, Михайлов, Третьяк и другие спортивные боги подружками невесты сливаются в одну безликую массовку, назначение которой — вовремя подбрасывать Валере шайбы под клюшку. Сравнительно объемно выведен опять-таки Гусев (Александр Лобанов), но лишь для того, чтобы оттенять харламовское сияние собственными комическими недостатками вроде выбитого переднего зуба.

Спортивное совершенствование Харламова легко отслеживать по динамике голов, а духовное — по его шапкам, немаловажному советскому фетишу. На первых порах он носит ушанку из позорного кроля, выразительно контрастирующую с пыжиковыми головными уборами счастливчиков из основного состава ЦСКА. Потом и сам нахлобучивает изделие из ценного зверя, но вскоре меняет его на единственно верный вариант — стильную спортивную шапочку с козырьком (она же рискует оказаться главным переживанием, которое вынесет с просмотра «Легенды № 17» хипстер, если его туда вдруг занесет). Такую же, как у Тарасова. Отношения тирана-тренера и ученика, через кровь, пот и слезы осознающего, что эти адские муки и унижения ему же на пользу — магистральная линия картины, наиболее удачная, по-своему романтическая, пускай и не слишком оригинальная в контексте хоть спорта, хоть кинематографа. По аналогичной схеме Рурк курощал, чтобы крепчала, Бесинджер в «9 1/2 неделях». Девушка (Светлана Иванова), кстати, у спортсмена имеется, но околачивается на периферии основного сюжета с тем, чтобы чуть что эффектно убегать из кадра, красиво разбрасываясь апельсинами или пытаясь утрамбовать в уме оброненную партнером после акта любви фразу: «Кроме хоккея мне ничего в этой жизни не надо».

Даря Олегу Меньшикову наиболее выразительную кинороль за последние годы, из неоднозначного и в жизни Тарасова режиссер и сценаристы вдохновенно лепят демона и волшебника. Пика мистические умения наставника достигают в эпизодах, где не допущенный клевретами на матч Суперсерии СССР — Канада 1972 года тренер как бы дистанционно руководит подопечными, размахивая прутиком в дворовой хоккейной коробке. Он не Саруман. Всматриваться в магическую гляделку-телевизор вместе со страной и миром ему без надобности. Помимо прутика из чудесных артефактов в фильме имеется колдовской свиток-искуситель. Это не тускнеющая фотография советской сборной, которую Харламов всегда носит с собой и периодически изучает начертанные на ней магические цифры (сумма в миллион долларов, нарисованная канадским продюсером на случай, если спортсмен вдруг захочет предать родину, и телефончик, по которому надо позвонить, если захочет предать Тарасова). Есть и гоблины, канадские хоккеисты, звероподобие которых, выписанное без полутонов, удалось на славу. Особо хотелось бы отметить звукооператорское мастерство, благодаря которому коньки русских парней скользят по льду с молодецким посвистом, а у канадцев явственно похрюкивают на свиной манер.

Перед нами в большей степени сказка, и ключевое слово в названии — легенда. Семнадцатый номер как будто подразумевает, что вариаций может быть множество. Из погрешности, обычной для исторических произведений, жонглирование реальными фактами вырастает в сознательный художественный прием. В стране, где национальные идеи по причинам нынешнего дефицита импортируются из прошлого, этот подход стоит признать перспективным.

«Высоцкий», понятно, не был совершенен. Но если все-таки получалось забыть о том, каково под килограммами грима Безрукову, перед глазами и, правда, возникал В. С., обманувший смерть, и не только клиническую. По выходе из кинотеатра хотелось послушать не прозвучавшие в фильме песни. Кажется, ради такого эффекта байопики замечательных людей и снимаются. Плакатно-оптимистическая «Легенда № 17» позволяет не только взгрустнуть по великой эпохе, достижения которой мы не уберегли, но тут же скорбно утешиться: пресловутое величие вполне может оказаться элегантной пиаровской разводкой. А за этим осознанием в кино лишний раз ходить не обязательно.