Славой Жижек: «Ваш режим можно назвать авторитарной демократией»

Знаменитый словенский философ о сходстве голливудской и сталинской культурной индустрия, о подрывной работе против консьюмеризма, о свободной воле

25 апреля выходит документальный фильм Софи Файнс «Киногид извращенца: Идеология». По сути это очередная кинолекция знаменитого ветерана фрейдомарксистской культурологии, последователя лакановского психоанализа, супер-стар философии, гастролера, выступающего на международных научных конференциях и перед кинокамерами Славоя Жижека. Он превращает философию из кабинетной науки в аттракцион.  Артистичный популяризатор, жонглирующий терминами,  рассуждает об истории, современности и современнике, иллюстрируя свои эскапады фрагментами из кинохитов. Режиссер фильма, сестра Ральфа Файнса Софи, помещает своего лектора внутрь самих фильмов. «Новая» встретилась с Жижеком накануне премьеры.

– Почему вы называете себя извращенцем?

– Я использую термин «извращенец» в аналитическом смысле: извращенец –не тот, кто делает отвратительные вещи; извращенец противопоставляет себя «устоявшимся объектам». Мы - обычно истерики. Переворачиваем смыслы. Мучаем себя и других вопросами. Это похоже на реакцию женщины, которая пристает: «Ты говоришь все время, что любишь меня. Но почему? Почему?» Нас интересует вопрос «желаний остальных». Конечно, в этом есть ирония, тем не менее, я готов помочь людям осознать, чего они хотят.

– Вы объясняете мир и идеологический диктат с помощью  фрагментов из знаменитых фильмов, вроде «Челюстей», «Таксиста», «О, счастливчик!» «Звуков музыки», «Титаника», «Ветсайдской истории». Но знают ли сами кинематографисты о силе идеологического воздействия своих картин?

– Настоящий извращенец – это голливудская студийная система. Голливуд действует как хорошая советская компартия. Они извращенцы не из-за ГУЛАГа и прочих ужасов, а потому что знают лучше простых людей, что для них хорошо, и  готовы навязывать это «хорошо». Они нас «научат»: чего желать, как получать удовольствие от любви, жизни и т.д. При этом, есть различные типы кинорежиссеров. Рефлексивные – пытаются отражать мир, доведя до точки кипения свое восприятие. Есть остроумные изобретатели. Такой Дэвид Линч. В одном из интервью его спрашивают,  как он пришел к решению одной из лучших сцен в фильме. Он: «О-о, не знаю, это просто показалось мне хорошей идеей». Многое в кино и в жизни делается спонтанно. К примеру, взять известные символы зла – Гитлер и Сталин.  Что в действительности они думали? Что вершат нечто великое для людей? Или творят ужасное? Вероятно, они сознавали: то, что они делают, ужасно, но на каком-то уровне маячило оправдание: в долгосрочной перспективе это поможет людям.

Внутренний опыт обманывает – вот моя догма. Вы смотрите глубоко внутрь себя, и находите там вместо «моей правды» - пакет лжи. Трагедия в том, что в действительности ужасных людей не бывает. Конечно, Гитлер был настоящим злом. Но верша кошмар, видимо, считал себя великим, но непонятым героем.

– С вашей точки зрения, все мы так или иначе жертвы идеологии, которая определяет невидимый порядок нашей мнимой свободы. Значит ли это, что свободных людей нет?

– Нет последовательной идеологии, в каждой есть трещины. Они и есть просветы, на которых  я концентрирую свое внимание. Анализируя неясные вопросы, можно подловить идеологию на непоследовательности. Мой друг служил в югославской  армии 30 лет назад. С ним служил студент-философ. Пришло время приносить присягу: 1000 человек одновременно говорят: «Я клянусь…» Вы расписываетесь, и вы - солдат. Студент спрашивает офицера: «Приказываете ли вы мне подписать присягу?» Офицер объясняет, что клятва действительна, если дается свободно. Тогда студент отказывается подписывать. Офицер угрожает отправить бузотера в тюрьму. Солдат совершил невероятное: подписал присягу только после того, как получил от офицера письменное приказание «добровольно подписать данную клятву». Так идеология работает. Причем не только в тоталитарных системах. Нам говорят: «Вы должны любить своих родителей». Притом вы должны любить своих родителей свободно. «Вы должны любить свою страну». У вас нет выбора. Нельзя сказать: «Я не люблю свою страну». Нельзя сказать: «Мне приказано любить свою страну». Вы должны свободно делать то, что вам приказывают. Социальная система  без этого не работает. Я не из того типа параноиков, кричащих, что идеология тотально манипулирует нами, но любая свобода – иллюзия, все предопределено идеологией.

– Вы ощущаете себя мессией?

– Я не даю нового послания. Просто хочу, чтобы люди понимали, что происходит. Заставить их поднимать неудобные вопросы - все, чего я хочу. Я люблю писателей-классицистов, Паскаля, Расина, романтика Генриха Клейста или Бертольда Брехта, размышляющих о природе, человеке и машинерии власти - они раскрывают карты правящей идеологии.

– Из вашей кинолекции выходит, что общество ненеконтролимуего потребления заслуживает своих «Челюстей».  

– А это тоже пример того, что философы называют «пустым знаком»: все и ничего. Акула-убийца концентрирует неустойчивые социальные страхи. Обычные люди боятся погоды, бедняков, международных капиталов, иммигрантов. Берете все эти опасения и заменяете их одним конкретным страхом: допустим, боязнью инородцев. Говорите, что во всех бедах виноваты евреи. Этот примитивнейший механизм идеологии проверен временем. Сегодня вам стараются продать потребление как часть социальной ответственности, даже выполнение долга. К примеру, покупка органических яблок. Некоторые продукты продаются как знак солидарности. Есть ли подобное в России? Словения – маленькая страна, местные продукты часто не очень хорошего качества, стоят дороже импортных, но продаются как «покупай, словенец». То есть, покупая какой-то дурацкий продукт, вы выполняете этический долг, подтверждая свой патриотизм. Однажды меня поймали в Нью-Йорке, где переработка отходов обязательна – я бросал пустые банки из-под кока-колы в неправильные корзины для мусора: «Вы в курсе, что не выполняете ваш долг?» Я ответил: «Мое правило: каждый день загрязнять окружающую среду». Они посмотрели на меня, как на идиота. Это небольшая подрывная  работа против консьюмеризма, который сам себя уничтожит. Любая идеология связана с разными уровнями самообмана.

– Обаяние и привлекательность пропаганды вы иллюстрируете эпизодом из «Кабаре», в котором ангельское пение юного наци превращается в фашистский марш. Как уберечься от облучения пропагандой?

– Я предлагаю эксперимент – замените Германию любой другой страной. И та же песня, в которой поется про свободу, новое утро, подъем - покажется милой и безобидной. Вчера опубликовали мой текст, отдающий должное Маргарет Тетчер. Разумеется, я не согласен с экономической политикой Тэтчер, но железный лидер, устанавливающий свою волю не всегда демократичным образом, благотворный авторитаризм Тетчер привлекает внимание исследователей. Сегодня нет харизматичных лидеров. И я против либеральной идеи о непременной фашистской составляющей в деятельности любого сильного лидера. Посмотрите на Ганди! Люди по природе своей не свободны, свобода антагонистична нашей свободной воле. Должно быть какое-то внешнее шоковое побуждение, кто-то должен принудить вас, поднять в вас желание свободы. Забавный парадокс: только подчиняясь сильному лидеру, мы можем быть свободны.

– В эпизоде из  «Падения Берлина» сила «отца народов» продемонстрирована не личной победой Сталина в войне, а тем, что без него не встретились бы влюбленные герои фильма.  Идеология вторгается в личное пространство человека, по сути, не оставляя человеку ни пяди личного пространства?

– Думаю, что сталинизм отличается от таких тоталитарных режимов, как Китай в пору культурной революции или красные кхмеры в Кампучии, где действительно пытались уничтожить идею личной жизни как таковую. Да, у вас героем был Павлик Морозов,  донесший на своего отца. Тем не менее, сталинизм признает микро-площадку личной жизни. «Падение Берлина» - типичная голливудская формула. Любая история, даже если она про конец света -  история про пару, про нашедших друг друга. Жених и невеста, отец и его сын солдат. Даже при сталинизме данная модель работает. Любопытно, что Сталин здесь в двух ролях: командующий и распорядитель судеб. В финале девушка говорит: «Можно поцеловать вас, товарищ Сталин?». Знаю, что режиссер фильма Михаил Чиаурели был привечен Сталиным, пил с ним и рассказывал, что когда тот увидел эту сцену, то заплакал. До этого момента режиссер боялся, что его уничтожат. «Когда я увидел, как Сталин плачет, понял, что не буду арестован». Меня удивляет, до какой степени сталинская культурная индустрия была близка к Голливуду, была зачарована Голливудом. Общим была и пуританская цензура, и отдельные сценарные отделы в каждой студии, и «спецы» по шуткам, и редакторы, которые читают классику, чтобы копировать подходящие параллели. И был план построить советский Голливуд в Крыму. Но война не дала ему осуществиться.

– Вы говорите, что Россия – поле боя для множества идеологий. И какая же идеология сегодня доминирует?

– Как бы вы ни были либерально настроены, никогда не сосредотачивайтесь исключитель на очевидном враге – фашистах или националистах. Смотрите вверх – кто ими манипулирует? Думаю, что в путинском режиме главная проблема не в отсутствии демократии, а в слабомощной экономике. Состояние государственного капитализма, который Путин очевидно вводит, – приносит определенную стабильность, но он сконцентрирован на экспорте сырья. Китай –  менее демократичен, чем Россия, но они сформулировали сильную экономическую формулу.  Сталинисты любят использовать глупые поговорки, вроде: «Нельзя сделать омлет, не разбив яйцо». Известный писатель Панаит Истрати в споре со сталинистами заметил: «Я вижу вокруг множество разбитых яиц, но покажите мне этот большой омлет!»  Это мой подход к режиму Путина – я вижу разбитые яйца (проблемы с демократией, с арестами), но Россия, где твой пышный омлет? Парадокс в том, что под пеной номенклатуры, действительность недемократических обществ хаотичней, чем демократических. Недавно прочитал книгу про экономику в эпоху Брежнева. Под сладкой облаткой планирования и докладов все было экстремально хаотично, ничего на самом деле не работало. Посмотрите, Северная Корея - тотально организованное общество, но у них не работают даже функции распределения. Чтобы выжить, людям надо уходить в лес, собирать ягоды.

– Отчего России столь свойствено подпадать под «обаяние» тоталитарной идеологии?

– В этом нет ничего необычного. Сегодня это мировой тренд. Ваш режим можно назвать авторитарной демократией. Демократические процессы так организованы, что отменяют сюрпризы: вы заведомо знаете, кто будет избран. Здесь вы не одиноки – можно взять, к примеру, западные страны – Сингапур или даже Японию. Или страны, являющиеся демократическими в прямом смысле слова - Швейцарию. Все знают, что там электоральные результаты ничего не значат. Есть некий строго секретный государственный совет, который принимают все решения. Когда Путин вернул себе президентские полномочия, в Times был милый, но глупый заголовок “Как сталинизм”. Да, это сталинизм, но без ГУЛАГа и воронков. Возможно, это вообще будущее мира. Здесь я большой пессимист. Новый вид авторитарного режима отличен от старого, контролирующего личное пространство. Вы можете иметь даже немного самостоятельной политической жизни, немного оппозиции, сексуальную жизнь, но все основные политические решения будут принимать за вас.