Виктор МАТИЗЕН

По ком звонит колокол

На смерть Алексея Балабанова

С внешней точки зрения Алексей Балабанов был удачлив – первый же полнометражный фильм, «Счастливые дни» с незабываемым Виктором Сухоруковым в главной роли, принес ему признание специалистов по кино, уже не оставлявших без внимания его новые работы. Он рекордное число раз – 12 – номинировался на премию кинокритики и кинопрессы в главных разрядах «Лучшая режиссура» и «Лучший фильм» и 5 раз становился ее лауреатом – столько же, сколько Александр Сокуров. Короткометражка «Трофимъ» в альманахе «Прибытие поезда» и экранизация неоконченного романа Кафки «Замок» упрочили его репутацию элитарного режиссера. Но в 1997 году он снял «Брата», в котором вывел на экран нового в отечественном кино героя, простодушного убийцу, созданного дикой постсоветской реальностью, ставшей материалом для своеобразной балабановской летописи этого почти иссякшего времени. Это обеспечило ему общий успех и положение кинематографиста, с равной свободой работающего в «авторском» и «зрительском» кино и чередующего более или менее вольные экранизации с картинами по собственным оригинальным сценариям, где проявлялся его литературно-драматургический дар. Хотя режиссерское мастерство Балабанова было таково, что он с драйвом снимал в буквальном смысле слова проходные куски, доказательством чему является проезд маньяка с жертвой на мотоцикле в «Грузе 200», не менее впечатляющий проход кочегара в «Кочегаре» и добрая половина сцен в «Я тоже хочу». Помогало Балабанову редкое чувство визуального ритма и понимание российского рока, любовь к которому (в образе «Наутилуса») он передал Даниле Багрову из «Брата». Я как-то сказал ему, что он мог бы обойтись вообще без сценария – просто пустить персонажей в дорогу под фонограмму, и затягивало бы это не слабее триллера. Он в своей манере отмахнулся, но, по-моему, был доволен.

Вместе с тем фильмы Балабанова создали ему устойчивое реноме мизантропа и ксенофоба – я не раз был свидетелем того, как известные люди называли их эстремистскими, путая экстремизм с экстримом и эстремальностью, а позицию героя – с позицией автора. Несомненно лишь то, что он, будучи русским человеком, при этом говорил, что «русский тот, кто считает себя русским», то есть придавал значение самосознанию, а не этническому происхождению, и так остро чувствовал национальный вопрос, что выпустил из уст своих персонажей в ноосферу несколько крылатых, но неполиткорректных фраз, которые каждый может найти в Интернете. Нельзя не заметить и того, что герой его предпоследнего фильма – якут, пишущий нескончаемую повесть, в которой русские пришельцы предстают в совсем не «патриотическом» свете.

Родившись и созрев в центре России, на границе Европы и Азии, Балабанов жил и работал в Петербурге, где соединил в своем творчестве природную «русскость» с особым, мортидоносным духом петербургской кинематографической школы, став одним из немногих российских режиссеров, к которым действительно применимо понятие «культовый». Для этого не обязательно смотреть его картины, читать восторги его фанов, среди которых (что тоже редкость), много и совсем простых зрителей, и весьма рафинированных знатоков кино. Просто главным признаком культа является не восторг поклонников или неприятие противников, а реакция на критику предмета поклонения, мало чем отличную от реакции верующих на то, что они считают оскорблением святынь. Судя по накалу эмоций в ходе полемики вокруг «Груза 200», культ Балабанова в тот момент достиг рекордной величины – ни с Тарковским, ни с Сокуровым, ни с Михалковым, ни с Германом (которого Балабанов не без иронии снял в двух фильмах) такого не случалось. Причем сам Балабанов нимало не стремился соответствовать ситуации, оставаясь на людях столь же мрачным и замкнутым, каким стал в последние десять лет жизни.

Случившуюся с ним где-то между «Братом-2» и «Жмурками» перемену нельзя было не почувствовать – он сгорбился и съежился, будто физически нес на себе тот самый «груз 200», он же груз мертвых, столь ощутимый в питерском кино вообще и в его работах в особенности. Для него это не было абстрактной или чисто символической тяжестью – погибли или рано умерли актеры, сыгравшие у него свои главные и лучшие роли – Сергей Бодров, Туйара Свинобоева, Алексей Полуян. Смерть ходила где-то рядом, и не случайно он попытался то ли примерить, то ли отпугнуть ее, исполнив роль режиссера в своей последней картине – роль человека, желавшего, чтобы его забрали из этой жизни, и ушедшего из нее на наших глазах. Теперь ушел и он сам, чтобы остаться в истории российского кино и памяти тех, кто его знал лично.