На смерть человека с киноаппаратом
Памяти Петра Тодоровского
Трудно назвать другого режиссера в нашем киносообществе, который бы был одновременно всеми так уважаем искренне, так любим навсегда. Общение с Петром Ефимовичем Тодоровским было для меня отдельным удовольствием, ради которого стоило быть лично с ним знакомым.
Это был очень живой человек. Притом каждое мгновение своей жизни. Это ведь, по правде, не многим удается – быть живым без пауз и без натуги. Это редкий дар.
Если говорить о его фильмах, о его музыке, то его, вслед за Окуджавой можно назвать лирической душой нескольких послевоенных поколений. Потому так трудно теперь поверить и смириться с тем, что его больше нет.
***
Картина Марлена Хуциева, с которым Тодоровский начинал как оператор, «Был месяц май» дает представление не только о его актерской органике, но и просто о том, каким он парнем был сразу после войны.
Его чуть насмешливая улыбка в том фильме, словно улыбка чеширского кота, отделилась от ее обладателя и зажила самостоятельной жизнью. А с ним была еще верная задушевная спутница – гитара. И тем, кто пришел с войны, казалось, что самое страшное, все-таки, позади, а самое лучшее, самое прекрасное, – еще впереди – за той линией горизонта, до которой рукой подать.
Впрочем, горизонт такая штука, что он все время ускользает, как бы ты к нему ни старался приблизиться.
Герою Тодоровского тогда еще только предстояла встреча с ненастоящей, неподлинной жизнью, с той жизнью, что будет загромождена и захламлена всевозможным идеологическим реквизитом: лозунгами, призывами, инициативами, бутафорскими достижениями, бутафорскими репутациями...
Тодоровский занялся режиссурой, когда многообещающая оттепель сменилась очевидными заморозками. И хорошее лирическое самочувствие скукожилось в первую очередь. И физики уже были не очень в почете, а лирики, как верно было и тогда же подмечено, оказались и вовсе в загоне.
В «Верности» режиссер не изменил своему герою.
Начальник училища, все родные и близкие которого погибли, становится невольным свидетелем неловкого юношеского романа. И от этого ему делается легче; выясняется, что душа его жива.
Здесь начинается очень важная для самого Тодоровского тема: лирическое чувство можно передавать как эстафету – от поколения к поколению.
С этой , может быть, не всегда сознаваемой идеей и автор «Верности» шел от одной картины к другой – от «Фокусника» к «Военно-полевому роману» и к «По главной улице с оркестром». Дорога только с виду могла показаться легкой. На деле она оказалась достаточно драматичной.
В «Фокуснике» лирик, наблюдаемый со стороны, кажется загадкой. Он человек, который всем должен, но всех одаривает. Должен деньги, а дарит сердце. Самая большая, однако, загадка в том, что он не может по-другому. Дарить – это его страсть. В этом был фокус фокусника. Это-то было подозрительно людям прозаического склада. А он одержим был более честолюбивой целью, чем просто расщедриться. Он в глубине души надеется исправить мир, слишком далеко отклонившийся от поэзии общежития. Он надеется на чудо, на свое эстрадно-цирковое искусство.
Надежда тает на глазах. Порожденный ею мираж не выдерживает испытания действительностью.
«Военно-полевой роман» стал испытанием надежды в военно-полевых условиях.
Герой этой картины опять же иллюзионист. Он по профессии – киномеханик, то есть человек , демонстрирующий на белом полотне экрана миражи. В жизни он пытается повторить подвиг мифологического Пигмалиона: сотворить идеальный образ женщины, гармонично соединяющий этику и эстетику. Создает он это произведение не из божественного материала, не из паросского мрамора, а из чего-то вульгарного – из той житейщины, что оказалась у него под руками.
В военно-полевых условиях он ее придумал, а потом, в мирной жизни одухотворил. Но женился на ней другой. И она стала другой. Здесь и ответ на вопрос: зачем жить?
Лирик – все-таки, спринтер. Он не может бегать на стайерские дистанции. Или если все-таки, отважился бежать (как герой «Осеннего марафона») то довольно скоро переходит на бег трусцой и в основном по кругу.
Но выход есть и для лириков-спринтеров. Они могут бегать эстафеты.
***
Лирик еще до скончания советской власти успел вернуться на свою Главную улицу, по которой триумфально прошел с оркестром.
Новое время, отразившееся в «Интердевочке» нанесло неотразимый удар по лирическому мироощущению. Режиссер не сдавался. И ушел не сдавшимся, не изменившим себе.
Его главной темой так и осталось постоянство сердца. Об этом все его картины. Рефлексы сердца были его постоянной заботой. Менялись времена и нравы. Менялся общественный климат, трансформировались запросы зрителей... За оттепелью пришли заморозки , потом наступила неуютная зима, потом – распутица. Когда-нибудь историки именно по его фильмам будут описывать реальность второй половины ХХ века. Ведь в его картинах при всех обстоятельствах в центре оставался человек с сердцем.
Конечно, на его картины можно посмотреть как на череду превратностей , выпавших на долю героя , который слишком часто оказывался оттесненным на периферию. А можно взглянуть и с другой стороны – насколько сама жизнь на том или ином этапе выдерживала испытание живой сердечностью Петра Ефимовича Тодоровского.
Юрий БОГОМОЛОВ
комментарии (0)