«У ММКФ нет никакого развития»

Антон Мазуров, историк кино, кинокритик, президент компании ANT!PODE на радио CITY FM о 35 ММКФ.

Я хочу напомнить нашим слушателям, что сегодня, друзья, открывается 35-й Московский кинофестиваль. В конкурсе Московского фестиваля 16 фильмов, среди них 3 российских. Открывается фестиваль фантастическим фильмом Марка Форстера «Война миров Z», о неизвестном вирусе, который грозит уничтожить землю, и о сотрудниках ООН, которые пытаются остановить эту эпидемию. На церемонии открытия должен появиться, сыгравший главную роль в фильме, Брэд Питт. Для голливудской звезды это будет первый визит в Россию, но, к сожалению, было заявлено, что он не дает никаких интервью. Итоги МКФ станут известны 29 июня — в этот день жюри объявит о распределении наград и кому достанется главный приз — это золотой святой Георгий. Закроется 35-й Московский кинофестиваль «Распутиным» Ираклия Квирикадзе с Жераром Депардье в главной роли. Антон, у меня вот такой вопрос. По опыту вчерашнего дня наш корреспондент, которая была аккредитована на этот кинофестиваль, это уже не первый год, когда один и тот же человек ездит и аккредитуется, рассказала, что система другая. Теперь для того, чтобы аккредитоваться, один бейждик ты получаешь на открытие, тебе надо ехать за другим бейджиком для закрытия, в общем, в очереди она простояла час, сказав, что в этом году какой-то сумасшедший ажиотаж. Что такого будет происходить на кинофестивале, вот предвкушая эту беседу, мы действительно ожидаем чего-то грандиозного? Почему так много народу, или это обычная история?
Это обычная история. Любой праздник предполагает желающих попраздновать, а любое открытие предполагает повышенную событийность. Любой американский человек, приехавший сюда по своим делам, кажется важным гостем, Брэд Питт очень известный американский гражданин. А так, все обычно. Обычный блокбастер, который показывается в рамках промоушена картины к выходу в прокат, который зарифмовался случайно с открытием Московского фестиваля. И Брэд Питт потому и не дает интервью, потому что он ничего не знает про Московский фестиваль, и приехал в рамках своего европейского тура в группе поддержки фильма, где он сыграл главную роль, который является основным летним блокбастером, который в период, когда падает посещаемость кинотеатров, должен максимально привлечь зрителей и восстановить уровень кровотока в прокате и принести кассу. Так что, все обычно.

Антон, почему такое же название фильма «Война миров» с Томом Крузом мы знаем? Почему такой повтор?
Во-первых, я не знаю, как называется фильм в русском прокате «World War Z», имеется в виду мировая война с не цифры, а с буквой Z — зомби. Это о том, как зомби захватывают Землю, и что мы с этим можем сделать, точнее, что может Брэд Питт с этим сделать. В общем-то, ничего, это и так понятно. Это больше зарифмовано не с войной миров, которая является экранизацией Уэллса, хотя, по сути, та же история катастрофы постигает Землю, а с мировыми войнами, и с первой и со второй, которые произошли в 20 веке, т.е. название рифмуется с этим.

Понятно, теперь ясно. Известно, что из программы убрали такую категорию как «Перспективы». Почему? Если ли у вас какая-то информация? У нас не осталось режиссеров, которые неизвестны и подают большие надежды? Почему вдруг?
У меня есть два объяснения. Программа «Перспективы», которая, по-моему, возникла года четыре назад, до этого ее не было на Московском фестивале, это был альтернативный конкурс, который предполагал, что в этот конкурс отбираются какие-то более радикальные по языку работы и привычно работы дебютантов, т.е. 1-й, 2-й фильм, и исходя из этого, можно было подумать, что это программа призвана поддержать более альтернативное кино, более альтернативный взгляд или поддержать молодых. Если ее ликвидировали, то 1) поскольку Московский фестиваль загадочный очень, и имеет 26 программ, в прошлом году 26 программ было, нет такого количества программ ни на каком фестивале.

А в Каннах всего пять.
Да, в Каннах очень скромная, конкретное количество, где концентрируются фильмы по каким-то эстетическим признакам. То ли это просто случайные телодвижения: появилась программа «Перспективы» — потом подумали и убрали. 2) То ли отслеживание молодых талантов будет происходить на более ранней стадии, потому что введение короткометражного конкурса — это отслеживания молодых на более ранней стадии. Потому что все начинают с учебных короткометражек, с дебютных короткометражек для поиска продюсерских денег или просто продюсеров, для заявки о себе. Поскольку это более ранняя стадия, в принципе, можно приветствовать. А потом на всех крупных кинофестивалях всегда есть короткометражный конкурс и на Берлинале, «Корто кортиссимо» в Венеции, и короткометражный конкурс очень маленький, там всего несколько фильмов. В Каннах, в этом году победительницей была наша соотечественница из Санкт-Петербурга Даша Белова, которая учится в Берлине, и сняла свою картину на базе Берлинской киноакадемии. Скорее всего, Московский кинофестиваль с одной стороны, хочет искать таланты, а с другой стороны, как обычно происходит в России и на Московском фестивале в частности, он просто повторяет опыт, отработанный крупными мировыми фестивалями, ничего сам не изобретая, а повторяя программу, которая существует везде, которая необходима, потому что фестиваль всегда — это, во-первых, коммуникация, а во-вторых, поиск новых имен.

Я, когда вчера готовилась к программе, наткнулась на интервью, не помню, какое это было издание, на интервью с вами, где вы говорите, что кинофестиваль нуждается в реформе. Почему? В чем проблема? Какая нужна реформа, чтобы это имело будущее и развитие?
Реформа нужна для того, чтобы изменить любое сложившееся положение. На Московском фестивале стабильная команда 95%, она там не менялась больше 5 лет. У фестиваля, на мой взгляд, нетуникакого развития: из года в год он не расширяется ни территориально, ни по сути своей. Там есть очень хорошие наработки, я все время подчеркиваю, что все лучшее в Московском фестивале для меня связано с тем, что делается вокруг документальных программ. Сначала это было появление под кураторством Сергея Мирошниченко, известного нашего документалиста, и Григория Либергала, известного переводчика и куратора программы «Свободная мысль». Она тоже с неба звезд не хватает, а это программа, которая собирает лучшее документальное кино, хиты мировых документальных фестивалей и мировых документальных конкурсов больших фестивалей. Это большая программа. Она приобретает гораздо больший смысл за счет двух вещей: во-первых, руками тех людей команды, которыми она делается, она приобретает дополнительный смысл, поскольку там всегда есть авторы, там всегда есть обсуждения, это важная часть, там есть рейтинг, есть зрительское голосование, там полные залы, есть коммуникации, есть энергия. Эта энергия создает смысл, она стимулирует к постижению кинематографа и к увлечению кинематографом, в том числе как будущий режиссер любого, кто туда приходит. Во-вторых, у нас телевиденье многие годы, порядка 15 лет грешило тем, что не было нигде и ни одного документального слота. То есть, мы были лишены документального кино, целой страты кинематографической, которая наиболее сейчас актуальна и модна, потому что одна из тенденций — стирание грани между документальным и игровым. Все крупнейшие режиссеры мира двигаются куда-то в этом направлении. У нас была абсолютно подавлена активность документалистов России. Она никак всерьез стратегически не стимулируется деньгами, и главное, что фильмы, которые снимаются, есть целая генерация от Костомарова, Расторгуева до бесконечности молодых режиссеров, которые не имеют никакого выхода на зрителя. Потому что прокат документального кино никак не поддержан системой, никто такое кино не показывал много лет. Сейчас это тоже делается предельно микроскопическими дозами, спорадически, на телевиденье этого кино нет. А это документальное кино, помимо эффекта, который является эффектом хроники, т.е. фиксирования событий, это еще и актуальный разговор о том, что происходит. Характер политического режима в стране предполагает, что такой разговор не нужен.

Это боязнь? Почему?
Это не боязнь — это избавление от ненужных проблем, потому что тому режиму, который существует в России, ему не нужно реальное обсуждение, а то, что ему нужно представлено на федеральных каналах. Ему нужно развлекалово, и чем тупее, желтее, тем лучше. Поэтому документальное кино, которое говорит с нами на том языке, на котором мы говорим и о тех проблемах, которые реально, актуально обсуждаются в блогах, видны на улицах и т.д. — это никому не нужно. Где-то 1,5-2 года назад появились документальные слоты на нашем наиболее гуманитарном канале «Культура», там есть программа «Смотрим и обсуждаем» с Владимиром Хотиненко, показывают какую-то документальную классику, но это капля в море. Плюс это канал, как ни странно, многие годы формировавшийся как канал для, скажем так, провинциальных учителей. Он за последние 3-4 года, когда там сменилось руководство, и Паухова ушла, приобрел какой-то другой оттенок, но все равно далеко от своего имиджа и направленности не ушел.

Ощущается, по-моему, просто недостаточность финансирования? Нет?
Деньги есть, денег в стране полно. Ощущается отсутствие идей, неумение привлекать кадры и грамотно их ротировать.

Я опять же прочитала у устроителей фестиваля, когда они давали интервью, что самая главная печаль в том, что эти фильмы не доходят до зрителя, многие фильмы фестиваля не доходят до зрителя. В чем здесь причина? Почему?
У этого слова «доходят» двойственный смысл. Во-первых, они не доходят, потому что 15 лет нет в стране системы поддержки альтернативного кино, т.е. собственно того, что является искусством кино. Есть развитие кинематографа-аттракциона на основе голливудского проверенного профессионального кинематографа, который выжимает по схеме одним нажатием кнопки и применением бюджета слезы, смех или страх из зрителя. Это работает, приносит деньги, это элемент развлечения, entertainment — вот этот анимационный кинематограф развивается. Есть кинематограф, представляющий искусство кино. Он развивается всегда двумя путями на экране, я не имею в виду телевизор сейчас. Первое — он распространяется за счет фестивалей, на разные темы, на разного зрителя, в разных местах, предполагает, что с современным искусством кино зритель захочет познакомиться. И второе — прокат. Прокат такого кино у нас никак не поддержан, кинотеатры, которые такое поддерживают их 11 штук в России и буквально 11 городов.

Это не прибыльно?
Это прибыльно. Для этого просто требуется больше работы и больше профессионализма, в том числе и тех, кто работаем в кинотеатре по букингу, т.е. по росписи, по подбору фильмов кинотеатра. Но главное, что нужна экономическая стимуляция и нужна политика государства в этой области. Политики государства в этой области нет — государство в этом не заинтересовано. И вторая проблема, за счет того, что такого кино 15 лет практически в кинотеатрах нет. Москва, Петербург, Екатеринбург, Калининград, Владивосток, Ростов-на-Дону, и всё, есть города, где никогда нет никаких фестивалей, никогда нет недель какого-то кино, и никогда не было арт-хауса. Я просто занимаюсь этим очень много лет. Просто в городе Набережные Челны нет никогда ничего, и никогда не показывают ничего. Поэтому, соответственно, там выработался новый тип зрителя, который воспринимает кино как то самое попкорновое развлечение, которое приносит деньги, стрижет купоны. Соответственно, ему какая-то экранная культура неведома. Кино у нас, как в школах Великобритании, не преподаётся, истории кино, эстетики кино — нет такого предмета — это не искусство. Канал «Культура» многие годы относился к кино как к низкому искусству и увлекался оперой архаичной и театром, поэтому кино тоже было в загоне, то, что сейчас появилось, надо приветствовать, в том числе эти слоты документального кино. Но главное, это поколение зрителей, которое потеряно, а до него второй смысл слова не доходит. Они приходят и говорят, что это скучно, что они не понимают, зачем это.

Вообще это получается замкнутый круг.
Уже замкнутый: потеряно целое поколение зрителей и через 15 лет, когда это поколение начнет рулить всеми процессами, мы получим этот эффект, когда люди с более низким культурным уровнем в общей массе будут нами руководить во всех профессиональных областях. Естественно, это скажется. Естественно, можно социологам уже сейчас запланировать некий интеллектуальный спад очередной в синусоиде нашей, которая с довольно низкой амплитудой.

А сколько фестивальных фильмов попадает в прокат, плюс-минус?
Я не знаю, какой фестиваль вы имеете в виду, потому что одно дело там Каннский фестиваль.

Давайте по опыту прошлых лет Московского фестиваля?
Вы имеете в виду прокат в России?

Да.
Московский фестиваль гордится тем, что он большой фестиваль, хотя это не так — он проходит практически в одном с половиной кинотеатре. Он показывает 245 фильмов. Если мы там выбросим 25 фильмов российской программы, если мы выбросим ретроспективу, если мы выбросим там еще какие-нибудь загадочные вещи, то получится, что всерьез он показывает порядка 120 фильмов. Вот 120 фильмов. Из них есть фильмы, которые не должны выйти в прокат, они предполагают исключительно фестивальную небольшую аудиторию камерную и прокат только на фестивале. Таких фильмов, предположим, половина. Остальные 60 фильмов — это потенциальные фильмы, которые являют собой что-то из области языка кино, более открытое зрителям и не настолько радикально по языку, что может привлечь зрителя. Вот эти фильмы 20 выйдут в прокат, т.е. треть того, что может выйти. А так, что такое, когда мы говорим о выходе в прокат? Когда мы говорим о выходе Михалкова «Утомленных солнцем» — это 1- 1,5 тыс. экранов. Когда мы говорим об арт-хаусном фильме, это если все будет очень замечательно — это 40 экранов — разница небо и земля. Соответственно аудитория сотни тысяч зрителей и тысяча-три тысячи зрителей на страну в 140 млн., которая гордится своей культурой. Это даже не смешно.

Не смешно, действительно. 35-й московский кинофестиваль. Что там будет интересного? Чтобы вы посоветовали? Что вы особенно хотите отметить? Переходим к самому вкусному.
Проблема в том, что любой фестиваль предполагает, что есть расписание, там вся информация, и любой зритель демократическим образом открывает сайт, открывает расписание, смотрит на эти фильмы. И в основном, он реагирует на то, что он знает. Поэтому давку будут создавать те фильмы, про которые он знает. Что он знает? Имена актёров и режиссёров или шум, связанный с недавними победами на других фестивалях, потому что Московский кинофестиваль в основном, конечно. Показывает картины, подобранные им на других фестивалях. Соответственно, проигрывает конкурс, потому что конкурс Московского фестиваля, во-первых, всегда тяжело собирать, поскольку фестиваль неавторитетный, и отдавать сюда фильмы эксклюзивно, чтобы его до этого нигде не показывали, никто особо не жаждет. Ни по бизнесу это не полезно, потому что на Московском кинофестивале не создана международная коммуникация профессионалов, где можно с кем-то познакомиться, найти деньги на продукцию.

Хотя это международный фестиваль.
Он называется международным фестивалем. Гостей приезжает очень мало. И система коммуникаций российского продюсерского бизнес-сообщества и международных профессионалов не налажена никак, кроме вечеринки открытия и закрытия и сидения в VIP-клубе, ничего не продумано для этой коммуникации. Поэтому, естественно, рейтингом будут пользоваться зрительским те фильмы, про которые он знает, но всегда на Московском фестивале есть какие-то свои сильные стороны. Их две. Первая: поскольку когда-то президент этого фестиваля уничтожил Музей кино, был одним из тех, кто стоял со своими личными амбициями на посту человека, который стимулировал и реализовал уничтожение Музея кино, то команда фестиваля, которая состоит из киноведов, кинокритиков, из тех, кто профессионально в этом утоплен, Кирилла Эмильевича Разлогова, программного директора, Петра Щепотинника и Андрея Плахова, который является почётным президентом ФИПРЕССИ, международной федерации прессы, как бы замаливает эти грехи уничтожения Музея кино. Город не имеет, то есть даже не страна, а наша московская локальность не имеет архивного кино системно, которое можно посмотреть. Поэтому на фестивале большое количество ретроспектив. Поэтому если зритель приходит и видит ретроспективу, то надо соглашаться её смотреть, потому что другой возможности посмотреть это кино на экране, почувствовать его тепло не будет. В этом году таких ретроспектив основных 3: ретроспектива Константина Константиновича Гавровского, режиссёра русского происхождения из Греции, живущего в Париже, известного под именем Costa Gavras. Это очень редкий режиссёр — представитель политического кино. Соавтор таких важных людей, как Ив Монтан, Хорхе Семпрун, Ален Рене. Это режиссёр, фильмы которого к нам попадают очень редко. На DVD их практически тоже не выпускали. А там, по-моему, 7 картин. Главный фильм — золото Каннов 82-го г. — «Пропавший без вести» («Missing») с Джеком Лемоном не показывается, но там показываются очень важные картины, в том числе «Дзета» («Z»), страшная картина. И вообще на фоне авторитарного режима, в котором мы живём уже десятилетия, это очень интересно смотреть, поскольку политический дискурс развит в стране только на уровне публицистики определённых изданий и в философской мысли, но никак не развит ни на телевидении всерьёз, Соловьёвские дебаты всерьёз воспринимать нельзя, они выстроены, а других серьёзных политических программ, кроме как на радио, мы вспомнить не можем. Поэтому если кого-то интересует мощный политический дискурс в артистическом исполнении, то это ретроспектива Коста Гавроса. Урсула Майер, немецкая режиссёрша, будет её ретроспектива, у нас её кино практически неизвестно. Тоже не всё показывается, но картины достойные. Ретроспектива практически всего Бернардо Бертолуччи. Он ещё жив, слава Богу, снимает кино. Вот показывается то, с чего он начинал, в том числе его золотой период 70-х гг., и «Последнее танго в Париже», и «XX век» — все известные нам шедевры. Есть ретроспективы уже не именные, а тематические. Есть ретроспективы португальского кино молодого, есть отличная корейская программа. В общем, в ретроспективах можно порыться. Вторая по качеству, а по мне, первая — это вся документальная программа, которая состоит из двух частей. Это та программа, о которой я говорил раньше — «Свободная мысль», представленная под кураторством Мирошниченко и Либергала. Это хиты и самые яркие документальные картины мировых фестивалей, которые прошли за последний год. Там есть блестящие картины. Вообще, там надо идти на каждый фильм. Это раз в день — не так часто. Там есть блестящие картины, я их поставил в свою десятку как лучшие картины вообще Московского кинофестиваля этого года. Прежде всего, это «Акт убийства» («The Act of Killing»), это шоковая мощная картина о свободе и терроре, где с индонезийскими палачами времён диктатуры проводится интервью, они все живы и процветают, и они подробно показывают, восстанавливаются модели того, как они уничтожали детей и женщин, в кадре показано, какие пытки они использовали — это очень страшно. После показа этого фильма на Берлинале в программе «Панорама документов» в зале, а я смотрел 2 раза картину, воцаряется кромешная тишина. Для Берлина это очень редко. Берлинский зритель всегда очень доброжелательный, всегда хлопает, поддерживает фильм, а там просто кромешная тишина. Вторая картина шокер — это картина нью-йоркской режиссёрши с зелёными волосами Бет Би, называется он «Exposed», она удивительным образом в эпоху госпожи Мизулиной и нашей Госдумы попала в программу Московского фестиваля, большой респект отборщикам. Это тоже такое эссе о свободах, о том, что грани личной свободы нет. Как только ты дошёл до определённой грани, ты тут же понимаешь, что можешь двигаться дальше. Такой мощный экзистенциальный фильм на материале совершенно у нас неизвестном почти, потому что был фильм Матьё Амальрика «Турне» в прокате, поучивший приз за режиссуру в Каннах в позапрошлом году, посвящённый этому же материалу: театру бурлеска, это театр радикальный, родившийся когда-то из балаганных фрик-шоу цирковых, европейских порно-стриптиза и stand-up комедии.

Итак, в конкурсе Московского кинофестиваля 16 фильмов, среди них 3 российских. Антон, что это за российские фильмы, что мы представляем? Вы уже что-то, наверное, видели.
Для меня, как и для зрителей, это будет почти сюрприз, потому что я из 3 картин знаю только одного автора и видел его картину, это картина нашего классика, петербургского режиссура Константина Лопушанского «Роль», это такая принципиальная чёрно-белая, ретро времён революции, арт-хаусная картина, которую вы потом вряд ли увидите в широком прокате, может быть, только в Москве и в Петербурге. Две другие картины мне неведомы. Я видел некоторые картины из российской программы, которая проходит в Доме кино, но буду смотреть вместе со всеми, хотя проблема остаётся. Очевидно, что общий уровень российского кино находится в области ретро-эстетики. Язык мирового кино ушёл гораздо дальше, чем то, с чем работает российское кино. Естественно, появляются замечательные авторы, есть какие-то режиссёры, которых и я люблю, например, Алексей Мизгирёв или Боря Хлебников. Но по сути своей и та система преподавания кино, и та система финансирования, и та система внутренних коммуникаций в кино, которая существует, предполагает, что уровень кино низкий, мы снимаем кино «без воздуха» в устаревшей эстетике 60-х гг.

Но при этом у нас же есть какие-то самородки, режиссёры, которые только начинают, режиссёры интересные. Или у нас невозможно развиваться? То есть мы опять упираемся в этот замкнутый круг, и создавать кино нереально в нашей стране.
Политическая и экономическая среда у нас чудовищная, естественно, она однозначно не предполагает какого-то расцвета. Мы живём не во времена расцвета культуры и искусства. Это не «Золотая эпоха», не «Серебряный век», даже не платиновый, но с точки зрения внутренней жизни индустрии кино, конечно, здесь всё плохо, потому что здесь нет системы поддержки молодых прозрачной и понятной. У нас архаичная система образования, абсолютно никуда не развивающаяся ни в каком направлении. Она даже привела к тому, что поскольку на уровне государства отсутствует такая политика в области кино и кинообразования, последние 2 года плодятся, как грибы частные независимые школы, которые занимаются кинообразованием: Московская школа кино, Московская школа нового кино, совместное предприятие Нью-Йоркской киноакадемии с Высшей школой журналистики при Высшей школе экономики, Cinemotion, которое занимается подготовкой телевизионных кадров. В общем, тут не очень всё весело, поэтому сказать, что у нас есть какие-то самородки — нет. У нас есть имена молодых, которые возникают. У них потом есть шанс как-то расцветить свой талант. Это и Даша Белова, которая сейчас победила в Каннах, это и Тася Игуменцева, ВГИКовская ученица мастерской, которая в Каннах представляла свой дебютный полный метр. Я не скажу, что мне это нравится или нет, но это те молодые имена, с которыми кинематограф может существовать ближайшие 10 лет, но уровень всё равно не отменяется никуда. Уровень слабый, поэтому если будет меняться система, будет создаваться культурная политика государства, среда, то будут эти цветочки прорастать. Пока он не прорастают. Нет повода.

Эти имена, которые вы назвали, и другие имена. Вообще, в принципе, российское кино знают на Западе? Его ценят?
Российское кино на западе не знают, его ценят, как воспоминания о советском кино. И всегда, когда приезжает какой-нибудь гость в качестве поддержки тем людям, радостно улыбающимся, которые пришли с ним на встречу, набились в зал, они называют имена Эйзенштейна и Тарковского. Кто-то более продвинутый называет ещё какие-то имена, например, Герман. Но по сути своей, кинематограф неизвестен. Мы недавно проводили в октябре, в Москве первый кинорынок российского кино, открытый западному миру Red Square Screenings. Мы при везли 135 профессионалов, то есть это 20 фестивальных отборщиков, насколько людей из международной кинопрессы, 100 покупателей, которые держат руку на пульсе мирового кино, отсматривают по 500 кинофильмов в год на экране только, которые призваны были купить эти фильмы на своей территории и в коммуникации в подробной в течении пяти суток мы поняли, что наши все имена неизвестны. У нас есть сейчас несколько фестивальных имён, которые конвертируются Звягинцев, Федорченко. У нас есть фильмы, которые регулярно на все фестивали мира попадают потому, что как территория мы интересны. Кино как региональный феномен востребовано, но уровень этого кинематографа не задаёт тренд, который можно назвать «новая волна» или «новая, новая волна российского кино». И это кино остаётся маргинальным с точки зрения основных интересов на фестивале, потому что мы можем заглянуть в календарь тех, кто намечает себе план на будущий фестиваль. Российское кино не будет номером один. Румынское кино, маленькой страны, где всего 40 кинотеатров современных.

При этом кино Южной Кореи интересно.
Кино Южной Кореи находится на пике своего расцвета, даже, может быть, ниже своего расцвета, пик они прошли. Но всё равно сборы корейского кино в кинотеатрах превышает сборы российского кино. Корейский фильм в кино в Кореи может собрать 25-30 млн. долларов.

Как они смогли добиться таких успехов, учитывая, что мало российский зритель знаком с корейским кино?
Ну, если мы вспомним 80-е, начало 90-х годов, это был период авторитаризма в Кореи, президент Ро Дэ У и т.д. Как только он закончился, и началась либерализация политическая, а Южно-Корейский режим довольно сложный режим. Культура Южно-Корейская, не смотря на то, что она азиатская, на 75% это католическая культура. Так уж сложилось после корейской войны. И там своё представление о морали, своё представление о культурных интересах. Как только началась либерализация, все эти представления в кинематографе начали расти, как грибы. Это очень важная кинематография и те имена корейских режиссеров от Хон Сан Су и Ким Ки Дука — это необходимые имена в конкурсе, необходимые на крупнейших фестивалях мира, включая Каннский. Наши режиссёрские имена не гарантируют попадание в конкурс. Это не гарантирует никакой режиссёр российский, что, сняв новый фильм, он попадает в конкурс. От этого не гарантирован даже Звягинцев. У нас нет таких конвертируемых имен. У нас самый крупный режиссёр, работающий на русском языке в мире на сегодняшний день живёт в Одессе, на Украине. Хотя и выпускница ВГИКа, и ученица Герасимова это Кира Георгиевна Муратова, но ей, простите, уже 77 лет. Радикальнее её у нас нету, и по эстетике никто у нас даже не приближается к тому, что она делает, и тяжело глотаемое для обычного зрителя кино является авторским. А других авторов я вот ток вот в серьез назвать не могу, потому что всё равно тот уровень, который наши режиссёры представляют, он как-то усредняется от авторства в пользу обычного повествования, традиционного, нарратива уходит, и языка мы не видим. Я, естественно, всегда уповаю на то, что новый фильм Хлебникова или новый фильм Германа, или новый фильм Мизгирёва будет прорывом. На самом деле, мне сейчас в российском кино гораздо больше интересного, то, что делают документалисты, в том числе неизвестные, молодые ученики. Это всегда гораздо более интересно. На Артдокфесте в декабре как-то контакт с этими фильмами происходит более активный, никакого вот такого дежа вю не возникает. Там всегда есть что-то новое, что-то актуальное, что-то сделанное неожиданное. В общем, там есть молодость и жизнь. Поэтому документальное кино в этом плане более перспективно в России, но не имеет никакой серьёзной поддержки.

Если не говорить о документальном кино. Понятно, нехватка режиссеров, да, поговорили. А актёры? Насколько у нас есть будущее за актёрским составом?
Ну, во-первых, когда западные люди смотрят наши фильмы, они всегда повторяют одну и ту же фразу. Я её очень часто слышу и понимаю, что это тренд. Нам говорят, что ваши актеры очень театральны. То есть та манера, видимо, отработана на сериалах, которая выработана российским кинематографом, тоже выглядит пугающе. Поэтому главное, что диспропорция, сложившаяся в производстве, когда все актёры вынуждены, выдавлены в телевизор. Которые предполагают, жёсткие каноны эстетические шаг в сторону считается невозможным, предполагают, что эти актёры работают в какой-то одной манере, если не в амплуа. И эта манера уже не транспонируется. Есть у нас крупные актёры, но конвертируемых актёров нет. Да, у нас Машков, да, у нас Хабенский снимаются иногда в ролях второго плана в американских даже очень больших фильмах. Но актёров мирового уровня у нас, к сожалению, нет. И опять же это можно создать культурной политикой государства, правильной системой финансирования, наличие фигуры, объединяющей в кинематографе, авторитетной, которая может провести реформу. Кино у нас погрязло в архаике. Те люди, которые руководят много лет, они не способны такую реформу сгенерировать. Человек, который в кинематографе, в кинематографии и киноиндустрии считается самым авторитетным, Никита Сергеевич, давно не способен генерировать никакие идеи. Он генерирует всё то, что связано с идеологией привластной, генерирует то, что связано с его личностью, что развивает его как бы конвертацию, давно потерянную. Зачем приезжает Брэд Питт? Он приезжает промоутировать свой фильм. Зачем это Никите Сергеевичу? На лестнице, на красной дорожке, перед Пушкинским сегодня он потрётся усами о плечо Брэда Питта под прожекторы, вспышки и, в общем, это будет главной фотографией, рассказывающей о Московском фестивале.

У нас остаётся минута. Если говорить о закрытии, то «Распутин» тоже неспроста с участием Депардье? Чего можно ждать?
Фильм «Распутин» фильм российский. Григорий Михайлович Распутин российский исторический персонаж. Московский фестиваль, как бы призван как-то с тем кино, которое новое и которое ему дают показывать, знакомить. Поэтому нет никакой проблемы. В титрах стоят очень уважаемые фигуры Ираклия Квирикадзе, как режиссёр и сценарист, и поэтому это будет интересно. Но, конечно, говорить о Распутине как о Депардье и о Депардье как о Распутине — это очень смешно в его возрасте.

Спасибо вам большое за эту беседу. Не остаётся у нас, к сожалению, времени. Хочется пожелать нашим слушателям, если им удастся попасть на Московский кинофестиваль, смотрите, наслаждайтесь, ищите для себя что-то новое. А у нас сегодня в гостях был Антон Мазуров, историк кино, кинокритик, президент компании ANT!PODE Sales&Distribution. Спасибо, что вы пришли.
Спасибо. Сходите в кино.