Андрей Плахов

В международном фестивальном календаре лето считается каникулярным сезоном. В России, наоборот, июнь — самый разгар фестивальной активности.

"Кинотавр", "Зеркало" и ММКФ мчатся без передыха один за другим, повергая киносообщество в стресс и доводя до грани нервного срыва. Интернет лихорадит дискуссиями, для которых поводом готов послужить любой частный факт.

Журналиста поселили в плохой гостинице, кого-то из гостей не пустили в VIP-шатер на пляже, пришлось отстоять очередь на аккредитацию. Вот ужас! Фейсбук наполнен народным гневом: не уважают, зарвались, фестивальные боссы бесстыдно пилят бюджет. А те кураторы, что формируют им программы,— адвокаты дьявола, они своими именами, неужели не видите, легитимизируют коррупционеров.

Из всего этого кипежа могу выделить только один серьезный прецедент, достойный общественного осуждения, но о нем как раз в сети практически не говорится. До сих пор не выплачены гонорары переводчикам, обеспечившим успешную работу одного из наших фестивалей, со дня окончания которого прошло уже несколько месяцев. Не называю его пока что только потому, что он имеет доброе имя, и я надеюсь на скорое решение вопроса, который тормозится якобы из-за сложностей механизма перечисления денег от одних организаторов фестиваля к другим. Но эти сложности никого не интересуют. Если унижается человеческое достоинство и профессиональная работа не оплачивается, никакая культура не стоит этих жертв.

С трудом представляю подобные коллизии на любом западном фестивале. С оплатой труда там, насколько мне известно, все в порядке. Что касается требовательных журналистов, не нравится — не приезжай. Или сам снимай отель, отвечающий твоим амбициям. В Канне полно шатров, куда нас никто не зовет, да мы и не рвемся. Очередь — да, она могла бы идти попроворнее, но, в конце концов, у нас же должны сохраниться хоть какие-то исконно российские традиции. Распил бюджета — тоже одна из них. Поскольку доказательств у пишущих нет, их приговоры тем более суровы и не подлежат обжалованию. Никакие аргументы и смягчающие обстоятельства не принимаются. Нет, не верим: сказать, что на фестивале в городе С. не пилят бюджет,— это все равно что "негр загорает".

Стоило продюсеру одного из фестивалей обмолвиться о минимуме реальной сметы, как его тут же принялись корить ужасной цифрой, словно эта сумма получена в подарок от государства, в то время как его взнос втрое меньше, а остальные две трети фестиваль ищет и находит сам, у приватных спонсоров. Цифры вообще коварная вещь и нередко лишь затуманивают картину. Как заметил на открытии ММКФ Павел Лунгин, не следует сравнивать слона с колибри. Между тем всегда есть соблазн ощутить себя большим животным, чем ты являешься, а конкурента — меньшим. Именно этими чувствами разрастающегося величия преисполнены некоторые отборщики наших кинофестивалей, открывшие в себе дар и завидный темперамент лоббиста, а также острейшее зрение, позволяющее увидеть соринку в глазу соперника. Градус их недоброжелательности к коллегам зашкаливает, а, как известно, с людьми, ослепленными злобой, можно делать что угодно — веревки вить. Моей личной соринкой оказалось возвращение в команду ММКФ, что, как выяснилось, приравнивается блюстителями идеологической чистоты к сотрудничеству со злейшими врагами человечества. Жаль, что раньше не предупредили. На Московском фестивале я начал работать еще до возникновения ИД "Коммерсантъ", и в поисковой системе сайта газеты легко найти с дюжину моих статей о драматических проблемах ММКФ. И сегодня вижу на нем множество нерешенных проблем, о которых уже надоело писать, но можно попробовать кое-что улучшить на практике. Никогда не идеализировал этот фестиваль, но и в существующем виде он дает одну из самых больших в Москве площадок для того, чтобы смотреть кино и общаться. Кстати, вернувшись через три года, я обнаружил, что публика как-то цивилизовалась, меньше болтает по мобильникам и охотнее обсуждает фильмы. Именно публика, а не профессиональная среда, качество которой как раз таки заметно упало. Или она в полном составе телепортировалась в виртуальный мир?

Летняя вспышка нервозности имеет еще одну причину — возникновение экспертного фестивального совета, недавно созданного при Министерстве культуры в порядке диалога с общественностью. Идея сама по себе благая, только входящие в совет эксперты не с Луны свалились, почти все они являются фестивальными директорами или кураторами. Не то чтобы кто-то откровенно лоббировал свой фестиваль, но пока не удалось вывести убедительных критериев господдержки. Разработанный Киносоюзом на основе профессионального опроса фестивальный рейтинг всего лишь "принят к сведению" Минкультом, то есть положен в долгий ящик. Главное же, голос у экспертов сугубо рекомендательный и на суммы субсидий влиять никак не может. Но тогда вообще зачем нужны эти пешки?

И вот возникает первый камень преткновения — фестиваль молодого кино в Омске "Движение". Разумеется, совет в принципе поддержал новое начинание: разве мы против пропаганды молодого российского кинематографа в сибирском регионе? Но когда еще не существующий фестиваль получает, вопреки экспертным мнениям, субсидию в 20 млн руб. от Минкульта, тут действительно хромает здравый смысл (сколько фестивалю выделили из местного бюджета, не обсуждаем: это их территория).

Фестивальное движение разрастается, а базовые проблемы не решаются. Который год идет разговор о строительстве в Москве нового фестивального дворца — а воз и ныне там. Позавчера я провел пресс-конференцию с 81-летним Джорджем Слейзером. Один из лучших режиссеров Голландии, которому еще несколько лет назад поставили диагноз "аневризма" и прогноз умереть через полгода, успел выкрасть 700 кг материала своего фильма "Темная кровь", пролежавшего 20 лет в сейфе страховой компании (которая в конце концов решила его уничтожить!). Фильм был остановлен за одиннадцать дней до конца съемок из-за гибели актера Ривера Феникса, кумира "поколения Х". Слейзер собрал деньги методом краудсорсинга, восстановил картину, заполнил лакуны дикторским текстом и фотопробами и объездил с "Темной кровью" половину фестивалей мира — от Берлина до Сан-Паулу, от Торонто до Стамбула. Всюду — в инвалидном кресле. И только в Москве понял, почем фунт лиха. Переводчики (все те же переводчики!) поднимали его по крутым ступеням пресс-центра на Поварской и потом на сцену. Пандусы для инвалидов у нас не предусмотрены: нам не до меньшинств, дай бог справиться с большинством.