Фильм Марлена Хуциева назван, легко догадаться, по имени цыганской песни, которую любил герой «Живого трупа» Федор Протасов, - «Невечерняя». Существуют два больших фрагмента - “эскиза”, по определению Хуциева, общим хронометражом в 70 минут. Первая часть – «московская», в ней Лев Николаевич Толстой навещает заболевшего Антона Павловича Чехова в клинике профессора Остроумова. Вторая – «крымская»: Чехов навещает заболевшего Толстого в имении графини Паниной в Гаспре.
– Имейте в виду: это не из серии ЖЗЛ, - предупредил Хуциев. - Это просто история двух визитов к больным. Все началось с того, что меня поразил факт: Саваоф нашей литературы, живой бог, пришел навестить молодого писателя! В сопоставлении с тем, каковы у нас сегодня творческие взаимоотношения, это кажется удивительным. И потянулась ниточка. Сначала хотел написать пьесу, потому что пробиться на экран сегодня сложно. Пьесу писал вместе с сыном, тоже кинематографистом. Так возникла эта история. А потом мы естественно пришли к мысли и о фильме. Но, прочитав пьесу, в Госкино решили, что это одни «говорящие головы», и выделили самую минимальную сумму. А в фильме - Севастопольская оборона, историческая обстановка и атмосфера. Это сложный постановочный проект! Вы даже из фрагментов поймете, что картина совсем не «камерная». Но дело затянулось на годы. И сейчас мы опять стоим. Давайте смотреть.
Смотрим. Два фрагмента. Один полностью на классической музыке: фонограмма диалогов черновая, зашумленная, мастер предпочел показывать пока немой фильм. Но это поразительный немой фильм. Если не великий. По нему, как по классике, можно учить студентов. Все очевидно без слов. Терраса в Гаспре, море, Толстой, уже глубоко пораженный болезнью, но все еще могучий. Приход Чехова и Горького, обмен учтивыми репликами, игра в шахматы. Странное ощущение, что перед нами реальная хроника – такова сила иллюзии. Невозможно отделаться от чувства, что тебя перенесли в 1901-й, и реальная Софья Андреевна делает фото - то самое, снятое 5 ноября, с реальных Толстого и Чехова…
Эпизоды Севастопольской обороны – ожившие фрески, трагическая поэма симфонического звучания. Пластика кадра классична: это кино вполне могло бы существовать без диалогов, оно обладает той магией, которую практически утратило в последние десятилетия, - тем, что называли «киногенией». Когда ритм монтажа и движения в кадре, смена общих планов крупными, ракурс съемки, прозрачность или затуманенность изображения – все образует особую неслышимую, но ясно ощущаемую зрителем музыку. И эта поэтическая мелодия, минуя рациональное осмысление, идет непосредственно в вашу душу, возбуждая в ней бурю чувств сложных и тоже неформулируемых, но незабываемых.
Второй фрагмент – в московской больнице, уже с диалогами, фонограмма черновая, рваная, с провалами. В нее вслушиваешься так, словно из начала прошлого века до нас чудом дошла полуистлевшая драгоценная пленка. И ты трепещешь от самой возможности услышать мгновения, из которых написалась история нашей литературы. Потом, когда, будем надеяться, осуществится постпродакшн, возникнут актерские оттенки, голосовые нюансы, шелесты и шорохи.
Не знаю, как теперь, но когда-то во ВГИКе от студентов требовали показывать свои опыты без звука: если картина и в немом виде продолжает существовать, тогда это кино.
Хуциев показал нам уже полузабытое настоящее кино.
Не хватает полутора миллионов долларов, чтобы доснять необходимые сцены и осуществить постпродакшн. А потом еще проблема: кто это возьмет в прокат, кому нужен потенциально великий фильм?
И кто из зрителей сегодня способен выключиться из глупой суеты и войти в этот мир несуетной мудрости, в мир, где каждый кадр – отсюда и в вечность, потому что при внешней статичности он заряжен такой высоковольтной энергией мысли и чувства, какая доступна только величайшим из киногениев.
Очень грустно. Герман и Хуциев не могут завершить свои картины. “Любовь-морковь” государством поддерживается и одобряется. И общество наше жует эту морковку, тупея на глазах.
Материалы беседы, которая состоялась в ходе традиционного "Делового завтрака" в "РГ", будут напечатаны в понедельник, в день юбилея Марлена Мартыновича. В этой беседе, в частности, он объяснил свою негативную позицию по отношению к Киносоюзу.
комментарии (5)
Леонид Павлючик 01 октября, 16:31
Мне посчастливилось побывать на просмотре, о котором пишет Валера Кичин. Согласен с его оценками, мы увидели эскиз поэтичного и тонкого, живописного и мощного фильма. Картина рассказывает о двух гениях литературы, а снял ее еще один гений - гений кино, каковым Марлен Мартынович стал для настоящих киноманов уже после "Июльского дождя" и "Заставы Ильича". Если мастеру не дадут закончить закончить свою ленту - это будет несмываемый позор на совести Минкульта, "михалковского" Союза кинематографистов и хваленого "толстиковского" Фонда.
Виталий Козлов 03 октября, 18:27
Марлен Мартынович все-таки достиг предельного возраста, пик его творчества позади. Как и Последние фильмы, снятые Рязановым, лучше бы никогда не увидели свет. Любое другое вложение средств более оправданно.
Сорок пять миллионов рублей - бюджет хорошего детского фильма.
Наталья Нусинова 03 октября, 22:30
От души желаю г-ну Козлову, чтобы пик его собственного творчества достиг хотя бы подножия уровня этих мастеров в их зрелые годы! Желаю ему также, чтобы в день его 85-тилетия (коего желаю достигнуть) ему никто не посмел сказать ничего подобного!
Мне кажется, что случаи подобного хамства должны на сайте модерироваться!
От себя поздравляю Марлена Мартыновича с его юбилеем, желаю сил, здоровья, успехов и низко кланяюсь ему за все, что он для нас сделал!
Отдельное спасибо - за гражданское мужество и стойкость!
Мы все Ваши ученики, уважаемый Марлен Мартынович!