Это интервью было опубликовано мной в январе 2010 года. Тогда еще ничего не предвещало скорый уход Богдана Сильвестровича. Но он, похоже, уже что-то предчувствовал...
Давно известно: выдающийся актёр, народный артист Украины и СССР Богдан Ступка не любит вопросы о политике. Накануне этого интервью пресс-секретарь Национального театра имени Ивана Франко, который Ступка возглавляет в качестве худрука, строго-настрого предупредила: ни слова о выборах, о болезненных проблемах российско-украинских отношений. Я обещал, хотя, каюсь, слово своё сдержать до конца не удалось — нельзя было не задать вопросы, которые, что называется, так и просились на язык. Но всё по порядку...
– Богдан Сильвестрович, известно, что ваш отец пел в хоре, а вы по сути выросли за кулисами оперного театра. Почему не пошли по музыкальной стезе?
— Не стану лукавить: такие мысли были. Начиная с детства, всё время, свободное от сна, я пел: и тенором, и баритоном, и сопрано, и колоратурой, и басом. Соседи возмущённо говорили отцу: вы же профессиональный артист, передайте сыну, чтобы он перестал выть. Так что с музыкальной карьерой у меня не получилось. Но приобщение к опере дало мне многое. Я слышал и видел на сцене и за кулисами таких великих певцов, как Иван Козловский, Сергей Лемешев, Александр Пирогов, Бэла Руденко, Лариса Руденко, Борис Гмыря, замечательный эстонский баритон Тийт Куузик... Они настраивались на роли, творили у меня на глазах, и это была, конечно, бесценная профессиональная школа. С тех пор в своих драматических ролях я всегда пытаюсь уловить ритм, музыку образа.
— У вас была альтернатива актёрской профессии? Могли бы вы, например, стать художником, писателем, не знаю, мойщиком окон?
— Писателем точно нет, а мойщиком окон мог бы стать, наверное, справился бы, — улыбнулся Богдан Сильвестрович.
— Ещё я мог стать химиком, звездочётом. Была у меня такая страничка в биографии: я работал во Львовском университете лаборантом-вычислителем по переменным звёздам, и один старый профессор говорил мне: я из тебя, Богданчик, сделаю астронома. Не получилось.
— Как говорится, и слава Богу.
— Да, наверное, сегодня можно и так сказать.
— Я знаю, что, уже будучи актёром, вы окончили театроведческий факультет. Вам это пригодилось в жизни?
— Здесь надо для начала рассказать об особенностях моего образования. Я окончил студию при Львовском театре имени Марии Заньковецкой. Моим педагогом был Борис Фомич Тягно, ученик великого Леся Курбаса. Потом заочно учился на факультете украинской филологии во Львовском университете. Через три года меня забрали в армию. После армии всё-таки надо было добыть высшее образование, и я заочно поступил на театроведческий факультет Киевского театрального института. К тому времени я уже снялся в фильме Юрия Ильенко «Белая птица с чёрной отметиной», который завоевал Золотой приз Московского международного фестиваля, но усердно продолжал учёбу.
Как-то во время гастролей нашего театра в Ленинграде после спектакля «Украденное счастье» ко мне подошёл Кирилл Юрьевич Лавров, сказал добрые слова и поинтересовался, какое у меня образование. Я ответил, что учусь на театроведческом. Он удивился: «Зачем вам это надо?» И добавил: «А я вот неуч». Он тоже в своё время окончил студию при театре, позже была армия, а потом уже было не до учёбы. Что, впрочем, не помешало ему стать великим артистом. А мне моя учёба на театроведческом, надеюсь, помогла и продолжает помогать сегодня. Знания никогда не бывают лишними.
— Я вас помню в кино с той самой «Белой птицы...», но лучшие свои роли вы сыграли после 50 лет. Не жаль, что признание пришло так поздно? Почему так долго созревали?
— Так ведь хорошее вино тоже долго созревает. Во-вторых, лучше всё-таки поздно, чем никогда — так учит народная мудрость. Видимо, мне надо было накопить необходимый жизненный и театральный опыт, чтобы всё это впоследствии вылилось на экран. В театре я переиграл едва ли не всю мировую и национальную классику — это были серьёзные, глубокие роли в пьесах Шекспира, Софокла, Ибсена, Брехта, Чехова, Ивана Франко, Леси Украинки... И когда подоспели роли в прославивших меня фильмах «Восток— Запад», «Водитель для Веры», «Свои», «Тарас Бульба», я к ним внутренне оказался готов. Так что я на судьбу не жалуюсь.
— В кино и театре вы переиграли немало царей, королей, генералов — от Ричарда III и короля Лира до генсека Брежнева в фильме «Заяц над бездной». Но довольно часто вы играли и людей маленьких, незаметных. Каких персонажей вам легче примерять, так сказать, на свою собственную шкуру?
— Это зависит от сценария, от образа. Если за персонажем нет судьбы, то ты уподобляешься на экране дереву, или двери, или окну. А если есть судьба, то персонаж может быть и гетманом, и генералом, и генсеком, и разорившимся помещиком, и лотошником — и это будет интересно играть, а зрителю за этим будет интересно наблюдать.
— У вас есть сегодня уверенность, что вы можете сыграть всё, что вам любая роль по плечу?
— Нет, я всегда сомневаюсь. Когда Владимир Бортко пригласил меня на роль Тараса Бульбы, я долго мучился. Не верил, что с моими данными можно сыграть эту роль.
— Кому же играть Тараса Бульбу, если не вам?
— Может, я себя недооценивал, но, даже когда уже начал сниматься, до конца в себя не верил. Эта роль стала для меня серьёзным испытанием — и в физическом, и в духовном плане. Когда задним числом мне наговорили много хороших слов, я слегка воспрянул духом.
— Но, насколько я помню, по поводу Тарса Бульбы были не только восторженные отзывы. Национальная пресса выдала вам, помнится, по первое число, усмотрев в фильме антиукраинские мотивы...
— Это уже вопрос с политической подоплёкой, — насторожился Богдан Сильвестрович. — Но вообще-то в украинской прессе восприняли фильм по-разному. Если делать акцент на политику, то можно сказать, что мне от прессы досталось. Если говорить о творческой стороне вопроса, то были другие оценки. Я же занимаюсь искусством и творчеством, а не политикой. А к хвале и хуле давно отношусь спокойно: начиная с «Белой птицы...», где я сыграл бандеровца, одни меня ругали, другие хвалили. Видимо, такая у меня планида.
— Ваша матушка, я знаю, просила вас не сниматься в «Тарасе Бульбе». Говорила, что в повести Гоголя главный герой то и дело кричит «Бей ляхов!». Мол, после этой роли вас в Польшу не пустят...
— Я вообще-то послушный сынок и всегда внимал речам моей мудрой мамы, которая прожила на свете без малого 95 лет. Но в данном случае я уже дал согласие режиссёру Владимиру Бортко и не мог подвести группу.
— И всё-таки, как обстоит дело с реакцией поляков на фильм «Тарас Бульба»? Орден за заслуги перед Речью Посполитой у вас не отобрали?
— Да нет, пока всё тихо. Я ездил с театром на фестиваль в Варшаву, никаких косых взглядов не заметил. Может, они фильм не видели? Не знаю даже, купили поляки его для проката или нет.
— Богдан Сильвестрович, вы сыграли в кино ряд выдающихся ролей, но при этом в вашем послужном списке немало фильмов проходных, необязательных для актёра такой глубины и мощи. Зачем они вам?
— Ну, а зарабатывать деньги нужно? У меня семья большая, нас 8 человек. И я как охотник, добытчик должен быть в работе. Кроме того, всегда надеешься, что сможешь что-то сделать, вытянуть слабый сценарий. Но не всё от тебя зависит. Стараешься-стараешься, а выходит не так, как задумывал. Да и кроме всего прочего, все фильмы не могут быть такого уровня, как уже упоминавшиеся ленты «Водитель для Веры», «Тарас Бульба», «Свои»... Это всё-таки штучное кино.
— Если бы была возможность задним числом отказаться от каких-то ролей, вы бы это сделали?
— Думаю, что нет. Нет.
— Но зачем, к примеру, вы сыграли заглавную роль в украинском фильме «Молитва за гетмана Мазепу»? И работа ваша запоминающейся не стала, и фильм по большому счёту не получился, и отношения Украины с Россией он накалил...
— Но в России фильм, по моим сведениям, не показывали.
— Ну почему же, я посмотрел его на фестивале «Кинотавр» в Сочи. Да, широкая публика фильм не видела, но российская пресса картину Юрия Ильенко не приняла, усмотрев в ней сюжетный сумбур и ярко выраженные антироссийские акценты...
— Что ж, у вас в России одни фильмы не принимают, у нас другие. Видно, время такое наступило. А что касается «Молитвы за гетмана Мазепу», то это авторское кино Ильенко, его точка зрения, он имеет на неё право.
— Стало быть, вы и от этой роли не отказываетесь?
— Боже сохрани.
— Но в фильме, писали российские критики, Юрий Ильенко воспел предателя Мазепу. Стало быть, и вы в этом вольно или невольно поучаствовали...
— Это с какой точки зрения на образ Мазепы посмотреть. Да, Пушкин написал поэму «Полтава» и представил Мазепу предателем российской короны. А декабрист Рылеев написал другую поэму — «Войнаровский», и там Мазепа выведен как символ борьбы с царской тиранией. Каждая медаль имеет две стороны, не так ли?
— Примем эту аксиому и перейдём к другому кругу вопросов. Я знаю, что на протяжении 17 месяцев вы были министром культуры Украины. Это для вас опыт отрицательный или положительный?
— Положительный. Мне всегда интересно то, чего я не знаю и не умею. Я хотел походить по чиновничьим коридорам, приобрести новые навыки и умения. Если угодно, это была для меня ещё одна роль — на сей раз роль министра культуры. По Шекспиру, мы же все актёры, все играем. Эти «17 мгновений весны» дали мне прекрасную практику. Я, конечно, не до конца разобрался в финансовых и юридических вопросах, но всё равно теперь мне сподручнее в качестве худрука возглавлять театр. Не стану скрывать: руководить минкультом было легче, чем театром. Там работали 220 человек, были отделы, даёшь распоряжение — и они, говоря чиновничьим языком, «готовят вопрос». А в театре под моим началом 456 человек, и на 90 процентов всё делаешь сам.
— Через пару дней на Украине выборы. Если новая власть, кто бы это ни был, предложит вам опять пост министра культуры, вы согласитесь?
— Однозначно нет. Во второй раз в одну и ту же воду не вступают. Мне хватает моего любимого театра.
— Зачем вы, творческий человек, согласились взвалить на себя бремя худрука? Теперь вам, подозреваю, приходится заниматься бумажной рутиной, воспитывать нетрезвых актёров...
— Пока мне это интересно. Главное для меня — это направление, репертуар театра, чтобы были спектакли и для молодёжи, и для людей постарше, и для продвинутой элиты, и для массового зрителя. Конечно, воспитывать нетрезвых актёров, снимать с них зарплату — неблагодарное дело. Но будучи худруком, я за восемь лет никого не сократил, не выгнал. Если бы это был частный театр, я бы, возможно, вёл себя по-другому. Но это государственный коллектив. Какое я имею право уволить человека, который прожил в театре всю свою жизнь? Выгоню его — так он через неделю умрёт. Я даже на пенсию за это время никого не отправил. Время тяжёлое, безденежное. Как-то крутимся вместе с генеральным директором, идём навстречу людям.
— Знаю, что в театре работает ваш сын. Коллеги не обвиняют в семейственности?
— Да нет. Может, за кулисами и бывают какие-то разговоры, но до меня они не доходят. Остап одно время даже хотел поменять фамилию, говорил мне: «Две ступки для одного театра много». Я развёл тут «семейственность» по полной программе: у меня ещё и внук Дмитрий учится на курсе, который я веду в Киевском университете театра и телевидения имени Карпенко-Карого. Это экспериментальный курс, все студенты заняты в нашем театре в массовых сценах, в небольших ролях. В марте прошлого года ездили всем курсом в МХТ имени Чехова — у нас хорошие отношения с Олегом Табаковым и педагогом школы-студии МХТ Игорем Золотовицким. Мои студенты ходили на спектакли в лучшие московские театры, встречались с Олегом Табаковым, Константином Хабенским, Анатолием Смелянским — для них это было очень полезно. А для меня полезно быть рядом с молодёжью, чтобы не останавливаться в своём развитии, не обрастать штампами. Я ведь уже 50 лет работаю в театре, скажу честно, с каждым годом становится всё труднее выходить на сцену. Устал и говорить, и кричать, и даже шептать. Дал зарок: больше не брать больших, серьёзных ролей.
— А многие ваши коллеги, наоборот, рвутся на сцену, интригуют, чтобы получить роль...
— По-разному бывает. По истории кино и театра помню, что многие актёры уставали и нуждались в отдыхе: например, Марлон Брандо, Марлен Дитрих. У меня есть мечта: сыграть роль без слов. И при этом показать судьбу человека. Это, кстати, был завет моей мамы. Она мне всё время говорила: Богдан, зачем ты взваливаешь на себя большие, трудные роли, которые здоровье, силы забирают? Сидел бы себе в уголочке сцены и мудро наблюдал, как кругом кипит жизнь. Надо, кстати, поискать такую пьесу без слов.
— А от кино ещё не устали? В последние годы вы снимались параллельно в трёх-четырёх фильмах...
— Да, был такой урожайный период. Устал, конечно, мотаться по аэропортам, вокзалам, поездам, самолётам. Возраст серьёзный подступает, давление подскакивает, всё-таки не мальчик, мне уже 68 лет.
— Ну, у вас гены хорошие, мать дожила вон до какого возраста...
— Но она не курила...
— А вы злоупотребляете?
— Смолю потихоньку. Но с 1 января пробую завязать с вредными привычками. Раньше я, помню, легко соскакивал с дивана, а теперь с трудом с него встаю.
— А как же на коня взлетали в «Тарасе Бульбе»?
— Так это было два года назад. Теперь уже не взлетел бы. Сейчас я вообще на лошадь не отважусь сесть. Сложно, сложно играть большие роли, особенно в театре. Я уже 20 лет играю Тевье в спектакле по Шолом-Алейхему «Тевье-Тевель». Или вот есть у нас замечательный спектакль «Лев и львица» про Льва Николаевича Толстого и его супругу, в котором я играю русского классика. Это сложнейшие роли, после них надо долго восстанавливаться. В кино всё-таки проще. Фильм снимается несколько месяцев, кусками. На одну сцену в течение дня ещё можно собрать и духовные, и физические силы. А в театре надо три часа жить в образе, рвать, условно говоря, на себе жилы.
— Физическую форму как-то поддерживаете?
— Да нет. С утра до вечера сижу в театре. С утра репетиции, вечером спектакли. Если подцепить ко мне спидометр во время спектакля «Тевье-Тевель», то за спектакль столько километров накрутишь, что мало не покажется. Так что все эти новомодные тренажёры мне заменяет сцена.
— В заключение всё-таки не могу не спросить про выборы. Вы присматриваетесь к кандидатам в президенты, у вас есть свои симпатии-антипатии?
— Один политик тянул меня в свою партию, а я ему говорю: я уже вступил в партию искусства. Он говорит: это что-то новенькое, когда она была создана? А я ему отвечаю: да ещё 4—5 тысяч лет тому назад. Я состою в этой партии уже 50 лет. И не думаю из неё выходить. Заниматься искусством — это для меня великое счастье.
комментарии (0)