Екатерина Барабаш

На прошедшей неделе культурно-интеллектуальная общественность Москвы и Московской области была ранена в самое сердце. Удар общественности нанес человек, от которого меньше всего ожидали коварства, — лучший сценарист России Юрий Арабов. В интервью одной из газет Арабов, написавший сценарий о Петре Ильиче Чайковском, неожиданно заявил, что его герой придерживался традиционной сексуальной ориентации. Сценарист высказался в том духе, что Чайковский, дескать, не был гомосексуалистом — так думали и думают лишь обыватели. И что он, Арабов, никогда не позволил бы себе взяться за кино, пропагандирующее гомосексуализм.

Тут-то он и получил. Оказывается, Арабов лишь рядился в шкуру своего, а на самом деле такого гомофоба еще поискать. Кириллу Серебренникову, который будет снимать фильм «Чайковский», сразу посоветовали не подавать руки Арабову, ну а сам сценарист был объявлен жертвой творческого и морального кризиса. Этот хор интеллигентов заглушил все разумные голоса и слал проклятия вчера еще любимому и увенчанному всяческими наградами драматургу, тому, кто не побоялся на вручении ему «Ники» не только поблагодарить, но и произнести отважную речь о бедственном состоянии сегодняшнего российского кино. Хор этот, конечно, заслуживает отдельной рецензии, но сейчас не об этом.

Мотивы неожиданных реверансов Арабова в сторону государственной политики по отношению к геям предельно ясны: чудесным образом будущий фильм получил государственную поддержку, но, видно, что-то пошло не так. И сценаристу пришлось, плюнув на свой имидж тихого интеллектуального борца с режимом, защищать фильм. Логика проста: пусть я сейчас скажу что-то, за что меня многие пнут, но фильм будет доведен до конца. Впрочем, логика могла быть и иной, но это не меняет сути дела. А суть в том, что власть опять-таки своего добилась: получив деньги из ее рук, талантливейший человек, драматург, писатель, обладатель множества самых крутых международных наград вынужден вертеться, как уж на сковородке.

Как ни странно, геи тут совсем ни при чем. В том смысле, что, борясь с геями, государство в лице мизулиных и их покровителей, по большому счету, ничего против них не имеет. Мизулиным в принципе все равно, с кем воевать. Враг найдется всегда, тут главное — знать цель, которую надо поразить. Геи — вовсе не цель. Геи — средство. Цель — человек думающий, читающий, смотрящий и слушающий.

Общество, ранее не особо обращавшее внимание на пять процентов населения, вовлеченных в однополую любовь, мгновенно избрало их объектом своего пристального внимания и — что важнее — позволило внести в свои умы невиданный хаос.

Это называется «моральный террор». Власть «стреляет» в народ законами, от которых думающая часть страны забивается в норы или принимается городить чепуху. А другая часть их из нор выкуривает и привязывает к позорному столбу. Но сыплющиеся нам на голову один за другим законы имени мизулиных и милоновых имеют одно полезное свойство — они вскрывают нарывы. Мы всегда подозревали, что в Министерстве культуры не все так пристойно, как нас хотят заверить. И вот появляется «антигейский» закон, заставивший рулевых искусства навострить уши: того и гляди подведомственные деятели культуры протащат что-нибудь однополое — или в фильм, или в оперу, или даже в музыку. Увидев в интервью режиссера Сергея Тарамаева упоминание о его новом фильме «Зимний путь», где один из главных героев — гей, министр Мединский призвал департамент кинематографии повнимательнее присмотреться к фильму. Кто-нибудь помнит рассказ Аркадия Аверченко «Слепцы», в котором герой на один день становится королем и решает помочь несчастным слепым гражданам? Он издает закон, гласивший: «Не допускать слепцов ходить по улицам без провожатых, а если таковых нет, то заменять их полисменами, на обязанности которых должна лежать доставка по месту назначения». Дальше каждый нижестоящий начальник доносил до своих подчиненных этот закон, добавляя от себя вербального рвения, в результате чего к околоточным он пришел в таком виде: «как увидишь слепого — хватай его и пинками гони в участок». Примерно то же произошло и с указанием министра. Погуляв по коридорам министерства, указание спустилось в самые низы департамента кинематографии в виде «удостоверение национального фильма не продлевать, прокатное удостоверение отобрать». В результате обошлось, но осадок остался.
С бдительностью министерских граждан сопоставима только их дальновидность. И покорность, с какой внушительная часть интеллигенции дала себя напугать государственному террору. Та самая покорность, которая обычно не дает населению страны стать нацией.