Громкий скандал, вызванный первоначальным отказом Минкульта в финансовой поддержке проекта Александра Миндадзе «Милый Ганс, дорогой Петр», вроде бы разрешился ко взаимному удовлетворению сторон: деньги режиссеру обещаны в обмен на предложенные чиновниками министерства поправки в сценарии.
На деле он продолжает тлеть, подобно дымящимся торфяникам, после того, как наружный огонь оказался сбитым, притушенным. И дело не только в том, что на обещания чиновников не принято слишком полагаться. И не в том, что создан прецедент чиновничьего вмешательства в авторский замысел художника. А в том, что заложен фундамент новой цензурной структуры, состоящей из трех экспертных советов (продюсеров, ученых историков и ученых психологов). И за их ширмой – министр Мединский, выносящий окончательный вердикт. Он может прислушаться к рекомендациям советов, а может, как Чапай, наплевать на них и забыть о них.
Создана таким образом глубоко эшелонированная цензурная оборона российских зрителей от своеволия мастеров киноискусства. Она, пожалуй, не менее надежна, чем та, что была при советской власти.
При этом министр делает наивное лицо: «Ну, что вы, какая цензура? О какой цензуре может идти речь? Просто у нас, у чиновников, есть своя позиция и свои принципы».
Тогда у меня вопрос: «Если, граждане чиновники, у вас есть позиция и принципы, то зачем вам все эти экспертные советы?
К будущему фильму Миндадзе Минкультом высказаны претензии по части исторической недостоверности. Мол, сотрудничество между гитлеровской Германией и сталинской Россией перед самым началом войны не было столь плотным, как это явствует из сценария.
Историки, которые не имели чести быть включенными в экспертный совет при министерстве, с фактами и с цифрами в руках бросились доказывать, что сотрудничество в технической области между нацистской Германией и Советами в канун войны было тесным как никогда. Позволю себе дать только одну ссылку –
Труд оказался напрасным. Глас реальных историков остался вопиющим в медиапространстве именно потому, что у тех, кто принимает решения о господдержке, есть «принципы».
Я подумал, что, если бы чиновники от культуры объявились бы в министерстве несколько раньше, то смог бы родиться такой сериал, как «Штрафбат»? Или такой, как «Ликвидация»? И даже как-то тревожно стало за возможность появления на свет фильма Никиты Михалкова «Цитадель». Уж, к ним-то претензий со стороны ученых историков было бы выше крыши.
Их, к слову сказать, задним числом высказал «Штрафбату» господин Мединский и не один раз, на что режиссер сериала ответил министру открытым письмом в «Российской газете», в котором автор стал оправдываться и доказывать, что он со сценаристом не верблюды, что все изложенное в сериале имеет под собой объективные основания. Министр не ответил и на этот глас.
...Делаю еще несколько шагов в глубь былого. Был такой фильм «Летят журавли». Его и сейчас изредка показывают по телевидению. Если бы я со своими принципами был в ту пору главой кинематографического ведомства, или на худой конец председательствовал на каком-нибудь патриотическом совете и мне бы попал в руки сценарий «Вечно живых», да разве бы я позволил себе рекомендовать его в производство? Чтобы советская девушка, проводив жениха на фронт, вышла бы замуж за тыловую крысу? Да ни за что. Ну, может, только в том случае, если бы авторы согласились на следующую редакционную поправку: пусть «тыловая крыса» не женится на невесте фронтовика, а всего лишь ее изнасилует.
***
Мне-то кажется, что и спорить с чиновничьей братией об истинности того, что случилось позавчера или непосредственно сегодня не стоит. Она не в курсе природы такой вещи, как художественная реальность, где все есть прием, а не просто предмет.
Война - прием. История - прием. И все остальное (актер, светопись, ракурс...) -- прием. А само произведение – инобытие и иносказание.
Может ли искусство заниматься преподавательской деятельностью? Учить народ хорошим манерам? Просвещать его по части истории? Морализировать? Втолковывать ему, что такое хорошо, а что такое плохо?
В качестве факультативного занятия -- ради бога. Но отстаньте от художников, когда они пытаются ответить на экзистенциальные вопросы, со своими школьными придирками относительно того, а правда ли, что Сальери отравил Моцарта,.. А правда ли, что царевич Дмитрий был зарезан по приказу Бориса Годунова? И в самом ли деле Макбет был уж таким злодеем и уродом?
От классиков они готовы отстать, а вот современных мастеров достают ими.
Впрочем, цензорам (не важно, в какой ипостаси они выступают – продюсера, прокатчика, ответственного функционера или члена экспертного совета) по большому счету наплевать на любую историческую ошибку или даже сознательную фальсификацию. Им не наплевать на ту внутреннюю свободу, с которой высказывается художник о времени, о себе и о них цензорах.
Для них, цензоров, с древней поры самая тяжкая забота была борьба с ассоциациями, с метафорами, с эзоповским языком.
В «Штрафбате» ведь что нехорошо с их точки зрения? Не тот факт, что добровольцы с 58-й статьей вопреки приказу служат в штрафбате Досталя, а то, что невольно закрадывается мысль, будто штрафбатом была вся воюющая страна. И воюющая не за страх, а за совесть. Такая вот сверхметафора, пронизывающая всю картину.
***
В связи с вышеизложенным у меня есть предложение: а не учредить ли господину Мединскому еще один(чевертый) экспертный совет из специалистов, способных разгадывать ассоциативные ряды и расшифровывать метафорические смыслы художественных замыслов, противоречащих принципам и позиции господина Мединского?
комментарии (1)
Виктор Матизен 31 августа 2013, 13:35
Ю.А., то, что Мединский не может самолично и прямо объявить Миндадзе фальсификатором истории и клеветником, а вынужден привлекать лжецов из военно-исторического совета и ссылаться на них, говорит об известном прогрессе сравнительно с советским временами, когда начГлавПУРа зарубил бы сценарий без всяких консультаций и без лишней огласки. А нынче об этом пикантном сюжете узнали все, кому не лень. Слабое утешение, но все же...