Помимо идеологических нюансов валдайского форума были еще и побочные эффекты, вызвавшие живой интерес политологической корпорации и журналистской братии. В частности, велико было удивление по поводу того, как легко и непринужденно директор зоопарка укротил несистемных «тигров» оппозиции.
Телеведущий Владимир Соловьев, по обыкновению в черном сюртуке, вобрав голову в плечи и поглаживая рукой руку, торжествовал: «у нас такой умный лидер».    
Писатель Проханов, переходя на шепот, изумленнно захлебывался в метафорах: это же новый Путин, «оттолкнувшийся от гомосексуального Запада», этого «большого Содома, свалившегося в черную дыру сатанизма». Теперь он, Путин, «не раб на галерах, не менеджер; он – царь».  
Православный христианин Пушков был сдержаннее: он похвалил президента за его верность христианским ценностям.
Политолог с либеральным отливом Николай Злобин испытал душевный подъем после того, как Путин обратился к нему по свойски, почти как Хлестаков к поэту Пушкину: «Ну, что, брат Коля».
И брат-Коля, и братья этого брата почти в один голос заговорили о некоей магии «нового Путина», отметив шоуменские задатки президента.
Задатки эти, надо сказать, не в первый раз проклюнулись. Мы же помним, как он одним пальцем выстукивал на рояле известную мелодию, а потом даже спел что-то. Это  выглядело, может, не так убедительно, как игра на саксофоне 42-го президента США Билла Клинтона. И не так непринужденно, как дирижирование и танцы первого президента РФ Бориса Ельцина, но отобранная публика была довольна.
Теперь и Владимир Путин, судя по трансляции валдайского шоу на канале «Россия 24», чувствует себя на сцене раскованно и достаточно легко управляет эмоциями аудитории, и даже берет на себя обязанности модератора.
...Казалось бы не так уж и много воды утекло с того времени, когда на публике он говорил с затруднениями, стараясь на ходу редактировать фразы. Видимо, он в ту пору был еще не свободен от комплекса невыразительности своей речи. Он казался типичным Молчалиным на фоне окружавших его Чацких. Субъектами его зависти были златоусты типа Собчака или Кастро.
Будучи еще студентом-юристом, он возмечтал о карьере Штирлица. Потому пошел не в адвокаты, а в разведку, где особенно ценились неприметность и самоконтроль. Когда же власть переменилась, и политика  приобрела статус публичного занятия, и звучащее слово стало делом, разведка дегероизировалась, а риторика в глазах массовой аудитории романтизировалась.
Ораторский комплекс, скажем так, заикания, он преодолел после того, как обрел всю полноту власти и до конца сроднился с ней.
Собственно та же история случилась и с товарищем Сталиным. По крайней мере, по части риторики. Может, и молодой Коба, внимая трибуну-Ленину, переживал свою ораторскую неполноценность. Вождю он ее простил, а соперникам – Троцкому  и Бухарину – нет. Вспомним кадры с выступлениями Сталина. Его паузы, когда он пережидал овации и скандирования… Не глядя в зал, он одной рукой снимал стакан с графина, той же рукой брал графин, наливал воды, выпивал, потом той же рукой нахлобучивал опустошенный стакан на голову графина. А зал в это время млел от страха и восторга.  
Магия власти влиятельного партийного аппаратчика достигла заоблачной вершины, когда он превратил свое ближайшее окружение, а вскоре  и все население страны – в клаку, наподобие театральной. Только не наемной, а добровольной.
Путину до восторга, замешанного на страхе, еще далеко. Не тот масштаб репрессий, не тот уровень однородности и общности толпы...  
Впрочем, а телевидение на что?.. А наемная политологическая рать зачем?.. Это ведь тоже в надлежащих руках эффективные репрессивные инструменты. Сложность, правда, в том, что ими надо уметь пользоваться.
Надо признать, Путин научился ими пользоваться. Научился имитировать диалог с народом. Но в тот момент, когда он решил, что всех на свете он белее и светлее, и умнее по этой части, объявился реальный конкурент в лице Навального.  
...Смею предположить, что под впечатлением избирательной кампании Навального, его свободного общения с публикой Путин рискнул выступить на валдайском форуме в роли шоумена и опробовать свои чары, свою магию власти на «несистемных тиграх».
Выяснилось, что вся его магия, вся его паранормальность основана главным образом на дефиците чувства собственного достоинства тех, к кому он апеллирует.