Юрий  БОГОМОЛОВ
«Сталинград». Еще один великий фильм о великой войне?..

В последнее время наши фильмы о Великой Отечественной войне делаются все менее историчными и все более символичными: «Предстояние», «Цитадель», «Белый тигр» и теперь – «Сталинград» Федора Бондарчука.
И второй кряду из них выдвинут на «Оскара». Это означает, что самая кровавая страница нашей истории все еще – самая престижная ее часть.
***
В фильме повествование начинается в наши дни, в Японии, где случилось землетрясение, и где наш МЧСовец поднимает дух попавшим под завалы немецким туристам рассказами о том, что ему рассказывала мама, пережившая Сталинград.
По окончании эпического повествования у спасенных немецких граждан могло создаться впечатление, что русский спасатель был зачат там же, в Сталинграде, непорочным образом. И, стало быть, ему уже лет 70. Это человек с солидным пенсионным стажем, а он все еще на государственной службе.
В силу своей испорченности, смею предположить, что вопросы о непорочном зачатии рассказчика и о его возрасте возникнут и у членов национальной киноакадемии «Оскар».
Могут возникнуть и другие вопросы по части как исторических, так и житейских несуразностей.
Им бы я порекомендовал почитать наших рецензентов, доходчиво объяснивших, что фильм этот – больше, чем фильм. Что фильм этот – сказка, легенда, притча, опера, комикс (в хорошем смысле), байка (тоже в хорошем смысле), наконец, миф, персонажи которого сродни обитателям древне-греческого Олимпа и судить саму картину, следовательно, надо совсем по другим законам, нежели те, по которым принято мерить земные реалистические фильмы, снятые на материале войны, например, Алексея Германа. И тогда все сразу станет на места.
В мифах бессмертные боги и смертные герои не имеют возраста и, как правило, не заморачиваются со способами продолжения рода. Там возможны самые невозможные чудеса.  Там нет процессов. Там сплошные эксцессы. Там нет эволюции. Там жизнь  – перманентная революция. Там миром правят Рок и Случай – на пару.
У Михалкова в двух его последних фильмах оба эти сверхъестественные персонажи только тем и занимаются, что сводят и разводят земных героев. Роковым образом санитарка Надя не подрывается на мине, проплавав на ней всю ночь. Случай помог штрафникам, вооруженным древками от сельскохозяйственных орудий, взять штурмом неприступную крепость.
У Бондарчука солдаты, объятые огнем, пылающими факелами, устремляются в атаку.
По жизни все это выглядит, хотя и впечатляюще, но неправдоподобно. А с высоты мифа – вполне приемлемо и, главное, обосновано.
Сами авторы ничего не обосновывают. Зато рецензенты не лезут в карман за аргументами. Они говорят, что «Сталинград» – сочинение не про Отечественную войну  1941 — 1945 г. а вообще про Войну. Не про лютых врагов, а про достойных соперников. Про Гекторов и Ахиллесов, про Елену Прекрасную, из-за которой началась Троянская война. В фильме – их две.
– Да, но вот название картины – оно вроде бы конкретизирует то, что происходит на экране и намертво привязывает киношное действо к реальному городу на Волге и к историческому событию с ним связанному.
– Нет, – возражают критики, – слово «Сталинград» уже  давно отделилось от своего изначального смысла. Оно во всем мире, для всех людей стало убедительной метафорой чудовищной человеческой мясорубки и запредельного человеческого стоицизма.
Так вот в этом адском аду, нашлось место для человечности, нежности, любви и... беспорочности.
– Ну, хорошо, – скажут простодушные киноакадемики, – а война, если она не вполне Троянская, и не за Родину, и не за Сталина, тогда во имя чего?
Резонный вопрос. Но на него есть благородный, гуманистический ответ тех же критиков: во имя Любви. И тому как бы есть и подтверждение в сюжете картины. Обе стороны перед решающей смертельной схваткой прячут своих любимых женщин – самое драгоценное, что у них есть --  в единственном безопасном месте. Та из женщин, что вышла на минутку из укрытия, погибла. Та, что отсиделась, выжила и смогла рассказать своему сыну историю, которая и дошла до нас, зрителей, в его изложении.  
Есть и более пафосный ответ, которого, кажется придерживаются и авторы фильма: он  про Войну с Войной во имя мирного Мира.
Тут, правда, есть одно серьезное возражение, схоронившееся внутри  фильма: уж больно сама война на экране, благодаря компьютерным фокусам, эффектна, динамична и живописна. Не чета той войне, что мы видели в фильмах Германа. Скорее чета тем стрелялкам, что нам демонстрирует индустрия компьютерных игр.
***
Умысел режиссера подняться на мифологическую высоту, с которой можно было бы обозреть былые бедствия и страдания, кажется уместным и даже увлекательным. Вообще надо сказать, что все хорошие фильмы про войну – не про войну, а про что-то другое. Война надобна художнику как своего рода оптический прибор, посредством которого  можно было бы до дна разглядеть душу человека и собственно мир, как таковой со всеми его тайнами, кризисами и тупиками.
Видимо, режиссер всерьез намеревался заглянуть за горизонт исторического события. Видимо, его влекла космическая даль. Да только   дается эта высота не просто. Во всяком случае не аудио- видеотехнологией единой. Метафору нельзя привнести в художественную реальность со стороны. Она должна прорасти из предельно сгущенной житейской реальности.
У Бондарчука был пример, можно сказать, перед глазами ее выращивания – это сталинградские эпизоды в романе Гроссмана «Жизнь и судьба».  
...Коммунист с дореволюционным стажем Крымов — зек в лубянском подвале. Ученый-физик Штрум - у себя дома, в тепле, в семье, среди друзей и коллег. Но обоих ломают и унижают. Одного - физически. Другого - морально. Оба в конце концов подписали лживые бумаги, и каждый расписался в предательстве по отношению к себе. Крымов - кровью. Штрум - мукой совести.
У каждого из них за спиной оказалась своя лично проигранная битва за Сталинград. А  вообще народ ее выиграл и победу подарил генералиссимусу и его режиму.
Бондарчук толкует по-другому. Его герои подарили победу Миру во всем Мире.
Метафора сама по себе многозначительна, но в фильме она худосочна. Действующие на экране лица невыразительны, едва отличимы друг от друга.
...Между прочим, если что было обаятельно в советских патриотических фильмах, так это живописная характерность героев.
На характерности характеров держались  сюжеты тех фильмов: и «Звезды», и  «Двух бойцов», и «Живых и мертвых»... И на органичной характерности характерных актеров: Николая Крючкова, Бориса Андреева, Бориса Ливанова, Анатолия Папанова.
От этой земной конкретики наш кинематограф ушел, а на космические обобщения не тянет, как ни старается...
Вот уже Федор Бондарчук, может быть и нечаянно обмолвился в беседе с Ксенией Собчак о своей прекрасной творческой форме, о желании стать первым номером в мировой кинематографии.
***  
Понятно, что оценка  картины в рекламной кампании беспримерно завышена, и все делается, чтобы ей придать значение очередной «духовной скрепы» в статусе  флагмана отечественного кинематографа.
Еще вчера флагманом считалась мифологическая история «Легенда №17».  Еще вчера ее двигали на «Оскара». Сегодня в спешном порядке выдвинули «великий фильм о великой войне» в надежде на победу в чемпионате мира по киноискусству.