Ноябрьские тезисы

Бывший исполнительный директор Федерального фонда социально-экономической поддержки отечественной кинематографии Сергей Толстиков спустя год после очередной реформы Фонда кино прислал в редакцию «Сеанса» заметки о состоянии системы государственной поддержки кинематографии в России.

Ноябрь — самый что ни на есть «кинематографический» месяц в году. Четыре года назад в ноябре было принято историческое решение об учреждении «компаний-лидеров» и начале деятельности Фонда кино. А в прошлом ноябре правительство откорректировало действующую модель. По скандальности заголовков 2013 год выдался урожайным, но успех нескольких наших фильмов в прокате позволяет чуть спокойней отнестись к тезису о «деградации кино», озвученному как-то премьером.
Эти заметки написаны не с целью полемики с кем-то из чиновников или кинематографистов. Что-то удалось сделать, что-то нет. Здесь только предпринята попытка посмотреть на один сегмент — систему прямой поддержки кинематографа государством. Понятно, что в отсутствие прозрачных рыночных механизмов и развитой индустрии эта система всегда будет вызывать нарекания: невозможно удовлетворить всех желающих, почти невозможно получить точный экономический результат. Но можно и нужно вынести на обсуждение ряд вопросов ее функционирования, логически проанализировать те или иные противоречия — во избежание существующего порой недопонимания. Не надо искать в этом материале ответы на вопросы о содержании наших фильмов, почему у нас такие продюсеры, режиссеры и актеры. Точно могу сказать и даже доказать, их эффективность в целом выше, чем во многих других наших отраслях, в которых работают зачастую их критики из числа как простых зрителей, так и облеченных властью. Также он не посвящен описанию какой-либо идеальной модели на базе французской, корейской или бразильской. Это, конечно, достаточно просто нарисовать, но согласовать позиции возможных заинтересованных лиц и запустить эту модель в жизнь в сегодняшних условиях почти нереально. Поэтому ракурс направлен исключительно на действующий механизм и его наладку.

Фонд кино и Министерство культуры: особенности взаимодействия
Последние средства Фондом кино были распределены в середине октября 2013 года, как обычно, под конец съемочного сезона. Вины Фонда в этом нет. Он получает средства после долгой процедуры подписания соглашения с Минкультом. И только тогда объявляет конкурс. В прошлом году была достигнута договоренность с Минфином и Думой, чтобы Фонд получал финансирование сразу, но министерство и правительство сделало все, чтобы этого не случилось, боясь усиления самостоятельности Фонда. Сегодня, когда процессом распределения ресурсов управляет министерство, надо сделать так, чтобы деньги в Фонд приходили в феврале, а не в мае.
Разделение полномочий между Минкультом и Фондом в свое время было обусловлено интересами крупных компаний, консолидировавшими ресурсы для создания конкурентоспособных фильмов в обстановке острого финансового кризиса. При этом сразу было заложено противоречие (не буду останавливаться на причинах). Создание организации, где в попечительском совете министр — рядовой член совета, а его министерство — главный орган исполнительной власти в отрасли, вело к конфликту управленческих интересов. Сегодня юридически Фонд кино продолжает оставаться частью правительственной вертикали с неадекватным его «коммерческим» задачам попечительским советом. Из двух вариантов развития: отдельный орган исполнительной власти в сфере кинематографа (Госкино) или полноценное инкорпорирование Фонда кино в Минкульт (с сохранением специфики некоммерческой организации), как ни обидно для кинематографистов, второй предпочтительнее по ряду причин. Главные из них: недостаточный масштаб ресурса для обособленного федерального органа управления кино и зависимость в плане межотраслевого функционала от Минкульта, не говоря уже о том, что кино — это все-таки в первую очередь культура! Личностные характеристики министра или его зама при этом не должны играть роль доминирующего фактора, если утвердить четкие процедуры.
Форматирование Фонда кино как «экономического агента» или в сегодняшней трактовке, как «коммерческого партнера» (вспомним Леню Голубкова) министерства, и организационное оформление двух платформ: для так называемого коммерческого кино (ФК) и всего остального (МК) — удобная для начальников, однако сверхмеханистичная (простите за ленинский стиль) форма для управления непростым сочетанием культуры и экономики в кино.
Поддержка Фонда, нацеленная на кассу (долю в ней отечественного кино) — важная, но отнюдь не главная экономическая функция в общем процессе управления кино. Более того, большинство инструментов влияния на экономику находятся как раз в руках Минкульта — органа исполнительной власти, включенного в межотраслевую координацию. Яркие примеры такого рода — инициация и принятие закона о пиратстве и реконструкция «Ленфильма» (со знаком плюс, по единодушному мнению киносообщества) и такая же инициация закона о квотах и отмене НДС для кинотеатров (со знаком минус, по такому же единодушному мнению). Если в первом случае это был итог пятилетней борьбы кинематографистов, то во втором — недостаточно просчитанный «кавалерийский» наскок двух-трех ресурсных, но не компетентных чиновников и депутатов, с целью извлечения идеологических дивидендов, отнявший, тем не менее, много энергии у людей, снимающих и показывающих кино.
Безусловно, фильмы обладают разным коммерческим и художественным потенциалом, но специальное разведение этих векторов через два центра — свидетельство очень примитивного представления об управлении кино. Именно поэтому необходимо сосредоточить весь ресурс для поддержки производства и проката игровой кинопродукции в Фонде кино. Это снимет дублирование двух производственно-финансовых служб (не секрет, что зарплаты, а, значит, и компетенция в Фонде ближе к отраслевым) и облегчит взаимодействие с органами контроля. Выделение поддержки для той или иной группы кинопроектов должно определяться специализацией экспертизы и разнообразием инструментария, а не обособлением органов поддержки фильмов разных категорий, которые в совокупности только и могут обеспечить необходимую целостность отечественной кинематографии. Это также прервет практику переброски проектов с одной стороны поля на другую и наоборот, что мы только что наблюдали на примере проектов Миндадзе и Серебренникова.
Фонд кино с момента создания обеспечил лидеров серьезным конкурентным преимуществом по сравнению с другими игроками. Но, уже начиная с третьего года работы Фонда, средства между ними распределялись неравномерно, исходя из представляемых пакетов проектов. В этом году они наравне со всеми проходили не только сценарный, но и экспертный совет. То есть, фактически, перешли на проектное финансирование. Все, что надо — это подвести черту под особым режимом для ведущих компаний. Расширение их списка в условиях уменьшающегося ресурса — управленческая бессмыслица. Абсурдной выглядит и такая ситуация, когда перед Фондом ставится задача по доле лидеров в кассе, и Фонд вынужден в соответствии с решениями партии и правительства набирать новых лидеров из компаний, успешных, прежде всего, в жанре комедий и ромкомов. (Более того, если уж точнее говорить о критериях экономической эффективности, то — это динамика количества зрителей на рубль господдержки и количества привлеченных частных средств на тот же рубль). Очковтирательством в стиле плохого социализма выглядит и план по доле лидеров на следующий год, когда основные затраты производятся за два-три года до этого, и нет сводного плана по производству, а касса американских фильмов независима от нас. Апеллировать к здравому смыслу, когда об экономике рассуждают политтехнологи, однако, как показывает опыт, чаще всего, просто потеря времени. Рейтинг компании может быть плюсом при принятии решения, но уж точно не может быть доминирующим фактором. Таким образом, необходимо убрать фиксированный ресурс на поддержку компаний-лидеров. Десятки миллионов долларов, выделенные этим компаниям, должны были обеспечить им резерв для развития проектов. Это, однако, никоим образом не умаляет их структурообразующей роли в отрасли и не отменяет необходимости выделения значимого ресурса на производство крупнобюджетных «событийных» фильмов, где у них остается конкурентное (но уже не административное, а индустриальное) преимущество.
Предсказуемость условий для продюсеров означает, прежде всего, наличие договора поддержки их проектов на весь срок от производства до выпуска. В декабре прошлого года (прошел почти год) попечительский совет Фонда поручил директору Фонда и замминистру культуры разработать соответствующие форматы документов, предполагающие возможные договорные отношения компаний с Фондом на 2-3 года. (Особенно это касается крупнобюджетных проектов). В случае введения такой практики появится возможность индикативного прогнозирования (но не планирования!!!) сбалансированной линейки отечественных фильмов в горизонте трех лет (что соответствует параметрам федерального бюджета на три года) и повышения финансовой заинтересованности инвесторов. Минкульт с удовольствием бы забыл об этой позиции, тем не менее хотелось бы окончательного решения и тут.

Экспертиза и начальники в системе государственной поддержки
Размеры поддержки по тем или иным направлениям сегодня — результат инерции и торга заинтересованных сторон. Необходимо обосновать методологию и структуру распределения средств поддержки. Особенно важно защитить минимальные (в процентном или абсолютном выражении) ресурсы для ряда направлений: прокат, анимация, документальное, высокохудожественное кино, дебюты, крупнобюджетные картины, фестивали, продвижение, печать и т.д.
Разнообразие и неупорядоченность экспертизы сегодня отражает противоречивость системы поддержки. Двумя важнейшими принципами должны быть: полное отсутствие чиновников в качестве членов во всех без исключения экспертных советах и четкий формат экспертной оценки. Так, например, если 4 члена экспертного совета из 30 — чиновники, то можно с полной уверенностью сказать, что 13 процентов голосов дают абсолютное преимущество (или наоборот) как минимум для 25 процентов проектов. Единая директива ведомства в сочетании с анонимным голосованием и своим секретарем совета — лучшая находка для толкового бюрократа. (Почему то они при этом любят поговорить о своей ответственности за выпускаемые фильмы). Но чем детальнее матрица оценки разложена на составляющие, тем она ближе к объективности. Подход: мне нравится этот проект в целом на 7 баллов из 10, а этот на 4 балла — объективности точно не добавляет, но, безусловно, упрощает управление потоком. Питчинги (почему не «представления»?) проектов — удачная форма, чтобы оперативно получить весь объем информации от продюсера или режиссера, но транспарентность (если уж у нас «питчинги») касается совершенно другой стороны — обоснованности экспертной оценки, методологии выбора ее единых критериев. Шоу с телетрансляцией и журналистами может быть увлекательным для кого-то, но оно не должно подменять информацию — какие оценки по тем или иным параметрам получили соискатели от каждого (!) члена совета (пусть анонимно), и какие суммы они получат на проект (о коммерческой тайне тут лучше не говорить) .
В случае полного перехода Фонда кино в вертикаль Минкульта также исчезает сам смысл представительного бюрократического попечительского совета с «генералами» от кино в том виде, как он сформирован сегодня. Функционал различных замминистров и руководителя департамента правительства, если уж нельзя не задействовать, то лучше на ведомственном уровне. Попечительский совет Фонда мог бы играть роль высшего экспертного совета при наличии советов по направлениям, но для этого необходимо, чтобы абсолютное большинство в нем были профессионалами в кинематографе. Методическое же сопровождение деятельности советов должен осуществлять департамент по кинематографии Минкульта. Правительственный совет по кино при этом, если уж благодарят за последнее чаще всего президента (как на встречах с ним, так и без) надо сделать президентским, чтобы опять не возникало логичных управленческих вопросов в горизонте 2013-2018 годов.
Радовать начальство (как это любят делать особо талантливые экономические чиновники) тем, что господдержку можно будет кардинально сократить в краткосрочной перспективе, конечно, можно, но опасно, если учесть, что начальство у нас надолго, а вместо краха Голливуда мы увидим его очередной маневр. Также, сегодня нет смысла расширять действие возвратных механизмов. С экономической точки зрения субсидия — наиболее подходящий инструмент для компенсационного характера поддержки в отрасли, где производственная рентабельность в силу специфики рынка составляет минус семьдесят процентов. В тех же случаях, когда речь идет о жанрах, рассчитанных на максимальную зрительскую аудиторию, иногда также претендующих на поддержку, ее инструменты должны иметь, естественно, иной смысл. Компенсация процентной ставки по определенному нормативу или еще лучше в кооперации с опорным в индустрии банком — наиболее действенная форма, позволяющая не демотивировать активность продюсеров в поисках инвестора. Поддержка со стопроцентной возвратностью может играть определенную роль (особенно в случае проката), если не будет сопровождаться сужением инвестиционного ресурса (его увеличение в кино сегодня — основная задача) . Но окно, где продюсер получает средства, должно быть одно, как и общая экспертиза, на основе которой принимается решение. Комбинация, когда продюсер на один проект получает 15 процентов от бюджета фильма в виде субсидии и другие 15 процентов со стопроцентной возвратностью (что не является субсидией), особенно в случае, когда часть из них из Минкульта, а другая из Фонда, выглядит заманчиво, но в отсутствии единой методологической базы для принятия решения и единой экспертизы может вызвать совершенно предсказуемые вопросы к органу исполнительной власти у представителей счетной палаты, особенно, с приходом туда Т. Голиковой, с ее профессиональным финансовым мышлением.

Кинематограф и идеология
Данные предложения направлены на упорядочение уже действующей системы поддержки и прежде всего механизмов распределения средств, но их реализация сама по себе не приведет к кардинальному улучшению в нашем кинематографе. Для того чтобы обеспечить потребность зрителя в качественных отечественных фильмах (100-150 в год), нужно реализовать целый комплекс мер. Эти меры сотни раз обсуждались на десятках совещаний и семинаров. Образование, развитие киносетей, монетизация интернета, стимулирование инвестиций, копродукция и главное: полноценное взаимодействие с телевидением (речь не идет о, мягко говоря, странной практике выделения субсидий Минкульта многомиллиардному телебизнесу) — все это и другое имеет прямое влияние на создание кинематографа действительно мирового уровня. Многое из этого было отражено в подготовленной в прошлом году «дорожной карте» развития отечественного кинематографа. Чтобы содержательно апеллировать к высшему руководству, с одной стороны, и убедить кинематографистов, что орган исполнительной власти системно понимает круг своих задач, с другой, надо перевести комплекс этих мер из режима асинхронных действий в формат реализации правительственного документа, а именно стратегии развития отечественной кинематографии, которую Минкульт обещал подготовить (также в прошлом году). К сожалению, управление кинематографом в очередной раз понесло серьезные потери: из шести правительственных начальников поменялось пятеро, но это не снимает вопроса с повестки дня.
И, наконец, самое животрепещущее сегодня. Благодаря позиции министерства и высказываниям ряда влиятельных кинематографистов. Это идеология и культура, идеология и кино. Для того чтобы разговор перевести в конструктивное русло, главное, как всегда, определиться с понятиями. Государственная идеология есть в любом государстве. Прежде всего, она отражается в Конституции той или иной страны, как в ее основном законе. В то же время в обществе обычно присутствуют разные политические силы. Их партийно-политические идеологии могут отличаться кардинальным образом друг от друга, но ни одна из них, также как и любая религиозная доктрина в нашей стране не может выступать в роли государственной в соответствии опять-таки с конституцией. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. (В странах исламского фундаментализма или в нацистской Германии, например, иначе). Но принципы, ценностные установки, права и обязанности, представленные в конституции, определенным образом могут отражаться в художественных произведениях, в том числе и в фильмах. Так, например, если речь в фильме идет о защите страны, то можно сказать, что в фильме есть государственно-идеологический контекст. Как и в случае, если речь идет о борьбе рядового гражданина с коррумпированной судебно-правовой системой — это тоже связано с защитой прав и свобод человека как высшей государственной ценности. Проблемы начинаются тогда, когда кто-то хочет выдать свои мировоззренческие установки за государственную идеологию, что прямо противоречит конституции. В основе этого стоит обычно искренняя благородная цель. В условиях серьезного кризиса морали и национальной идентичности в обществе особенно важно выделить ценностные представления, связанные с необходимостью позитивного представления о своей стране у каждого гражданина. Дать пример ценности страны как целого. Но для многих чиновников и их консультантов в силу определенных обстоятельств характерен в чем-то архаичный, однобокий политологический подход. Народ воспринимается ими, прежде всего, как объект управления, а не как носитель суверенитета. Их действия направлены преимущественно на инерционное обеспечение работы государственного механизма и системы рапортов о поставленных высоких целях. И на первый план тут чаще всего выходит история исключительно в ее позитивистской трактовке. Она и выступает в качестве главной субстанции такой идеологии и «софта», вкладываемого в «объект управления». (Отсюда преобладающая тематика заказных проектов Минкульта). Изнанкой такой практики является вытеснение на второй план актуальных задач государственной идеологии, связанных с построением государства, направленного на реализацию высшей государственной ценности, а именно на развитие человека, защиты его прав и свобод (простите за непублицистичный язык документов съездов КПСС, но так, к сожалению логичней и короче). Конечно, не надо затушевывать исторические свершения народа и выносить на первый план негативные моменты истории. Но не видеть последних и не фиксировать проблемы в сегодняшней действительности, не давать им современной объективной оценки, в том числе с учетом нравственных критериев, и не показывать путей преодоления барьеров — чревато повторением болезненных ошибок.
Культура же, как в общем смысле, так и в создании художественных произведений, в кино в частности — явление гораздо более многообразное и сложное, чем идеология. Государство, конечно, может в определенных объемах инициировать производство фильмов той или иной тематики, связанной с государственной идеологией. Но определять поддержку всей самодостаточной и фундаментальной сферы общественной жизнедеятельности, каковой является культура, с идеологических «высоток», говорить, что «кто платит, тот и заказывает музыку», наиболее характерно для фундаменталистского или тоталитарного государства. Именно там происходит сращивание духовной или политической и государственной идеологии. (Не говоря уже о том, что платит народ, а заказывает конкретный чиновник).
Да, высказывание о том, что человек без идеологии — животное, выйди оно из уст Геббельса или Жданова, никого бы не удивило, так как было бы органично их режимам. С другой стороны, также некорректно навешивать ярлыки на действующих лиц из-за их неловких фраз. (Конечно, в силу неточного определения и понимания ими смысла того или иного понятия, в этом есть элемент невольной провокации. Но в такой провокации, как ни парадоксально, больше позитива, в смысле необходимости точного определения той или иной гражданской позиции с другой стороны). Да и время, в которое мы живем, не позволяет нам, хотя бы по отношению к памяти жертв, даже близко проводить параллели, какие бы страхи нас не обуревали. То же самое относится и к реальной почти деидеологизированной практике).
Конечно, активная жизненная позиция обычно предполагает наличие той или иной идеологии. Но история XX века показала, что человек чаще становится «коллективным зверем» как раз с ней, с идеологией. Наша конституция с ее идеологическим многообразием — это не полуфабрикат переломного периода в истории страны, как некоторые, пока еще осторожно, пытаются ее представить, а результат очень непростого исторического пути. И, если уж говорить о том, без чего человек становится животным, так это без морали, являющейся основанием любой культуры. И именно национальная культура, а не меняющаяся порой кардинально государственная идеология является залогом постоянства национального самосознания страны и, в конечном счете, духовной основой ее суверенитета.
P.S. Я помню в день правительственного совета по кино в ноябре 2009 года на целую полосу в газете вышла статья Н. Михалкова про то, что страна погрязла в мусоре. Ее актуальность, к сожалению, никак не уменьшилась...

«Сеанс»