Трудно быть Римом

Римский фестиваль вызвал шквал эмоций у соотечественников, как никто склонных к маниям и фантазмам. Ожидания были явно приподнятые. В Рим слетелись съемочные группы телеканалов, пожаловали министр культуры и советник президента, в коридорах отелей то и дело слышалась русская речь, благодаря СМИ даже далекие от кинематографа граждане узнали, что здесь состоялась европейская премьера «Сталинграда» и мировая — фильма «Трудно быть богом», что Алексею Герману посмертно дали приз за вклад. Фанфары не заглушили тут же зазвучавших претензий: и звезд нет, и Умберто Эко, обещавший представить картину Алексея Германа, не появился, и вообще фестиваль с мюллеровскими понтами как-то смахивает на ММКФ, недаром Марко Мюллер — друг Никиты Михалкова. Потом и звезды с неба посыпались, да, видно, уже было поздно.

Мюллер, едва ли не самый опытный и непотопляемый из кураторов, второй год как верховодит на молодом фестивале в Вечном городе, но здесь как нигде трудно быть богом. Чудес не бывает, главную конкурентку — Венецию — с наскока не переплюнуть, фильмов, по-настоящему меняющих кинематографический ландшафт, на долю Рима не осталось. Исключение — «Трудно быть богом»: считайте его шедевром или провалом на все времена, но он единственный премьерный, о котором стоит всерьез думать и говорить. Тут и ответ на вопрос, почему российская пресса проигнорировала другое перворазрядное событие — вручение китайцу Цуй Харку премии Maverick Director Award. Дело в том, что данную вакансию (maverick — индивидуалист, чудак, диссидент) прочно оккупировал Герман, и это не только патриотическое предубеждение, но и объективный факт.
Реакция на германовскую премьеру показала неадекватность ожиданий, замешанную на типичных российских комплексах. В фейсбуке замелькали компрометирующие реплики: что не получилось события, что вообще напрасно картину отдали в Рим, что Умберто Эко под давлением (именно так, а не иначе, знаем из близких к нему источников!) написал эссе о Германе. Что мы никому на фиг не нужны на Западе со своим несчастным кино, но виноваты, конечно, не мы, не наше несчастное кино, а Запад, и пошел он лесом, треклятый. Хотелось бы увидеть престарелого Эко, чьими толстенными книгами завалены все магазины мира, строчащего под дулом пистолета эссе про фильм, который ему категорически не нравится. Если же мэтра вежливо попросили написать от имени фестиваля, это и есть вообще-то работа его кураторов. На самом деле Эко не засветился на суетливом празднике жизни из чувства самосохранения, заметив, что Герман не дожил до 75 лет, а ему уже, слава богу, 81 год, и он имеет право на покой.
«Трудно быть богом» — и впрямь нелегкое, порой мазохистское зрелище из разряда «кино не для всех». Те, кто заранее, не видя фильма, уже сложили свое мнение, прибегли все-таки в качестве арбитра к журналу The Hollywood Reporter, несмотря на декларируемое презрение к западным источникам. В напечатанной там пространной статье ключевым стало слово incomprehensible, что переводится целым синонимическим рядом «малопонятный, необъяснимый, непонятный, непостижимый, неясный». В этих же терминах голливудская пресса оценивала в свое время фильмы Кесьлевского, Триера и других европейских авторов с большой буквы, включая Германа с его «Хрусталевым». Считаю негативную рецензию, полученную в этом издании, вполне даже лестной.
Другим аргументом в споре стал интернетовский пост, принадлежащий перу нашей соотечественницы, ныне проживающей в Риме и оказавшейся вместе со своими итальянскими друзьями (глазами которых она во многом и смотрела) зрительницей ТББ. Вот что она увидела: акт использования нужника, мерзкое насекомое в стакане, размазывание по лицам органической грязи (в лучшем случае), рыбьи помои, вываливающиеся кишки и — как апофеоз — ослиный пенис крупным планом. Есть от чего прийти в состояние глубокой депрессии. Да, все это есть, но есть и другое, однако, чтобы считать этот подспудный смысл, надо подключить интеллектуальный аппарат, а этого не любят делать даже многие из тех, кто им обладает.
Римская страдалица не без изящества описала визуальный ряд фильма и свое смятенное состояние. По этому поводу хотел бы привести экспертную оценку критика и комментатора радио «Свобода» Дмитрия Волчека: «За эти 14 лет было сказано так много, что легенда могла оказаться больше самого фильма. Этого не произошло, но случилось другое: фильм оказался больше сегодняшней России. Алексей Герман говорил, что все его зрители уехали еще в 1990-х, так что в подтексте римской премьеры было и это послание беженцам». Не факт, что послание ими услышано, однако реальная профессиональная пресса как в России, так и в Европе масштаб и значение фильма поняла. Я очень внимательно следил за поведением журналистского зала в Риме, помня массовый каннский исход с «Хрусталева» в 1998-м. На этот раз не вышел никто, кроме одной дамы, которая курсировала в туалет и обратно, бывает. Может, все не так безнадежно?
В общем, за иностранцев я спокоен, да они и не обязаны понимать тонкие извивы российской души. Если где и коренится безнадега, так это в душевной лени наших соотечественников, не всех, разумеется, но многих, совершенно напрасно считающих себя интеллектуалами. Больше всего они боятся, что их, белых и пушистых, палками загонят в грязь, насильно заставят разлюбить кино, приносящее удовольствие: именно такие страшные тоталитарные картины видятся им в самом факте высокого признания фильма Германа. Хочется их успокоить: расслабьтесь, второго «Трудно быть богом» не будет.
Но вот заупокойные интонации вдруг сменились ликующими: и это тоже в характере истеричного русского фейсбука — зеркала интеллигентского коллективного подсознания. Жюри «Кино XXI века» оказалось чрезвычайно благосклонно к российскому кино. Главным призом награждена картина «Непал форева» Алены Полуниной — сатирическая документальная комедия о питерских коммунистах. А специальный приз достался создателям фильма «Бирмингемский орнамент-2» Андрею Сильвестрову и Юрию Лейдерману. На лауреатов сыплются поздравления часто от тех же самых товарищей, что не глядя чернили Германа. Не смотрели они и «Орнамент», иначе большой вопрос, стали бы воспевать триумф этой экспериментальной работы, проникнутой радикальными политическими и художественными идеями. Или с позиций зрительского комфорта втаптывать ее в грязь.