Ограничь себя сам
Этическая хартия кинематографистов может стать еще одним элементом «отсутствующей» в стране цензуры
ЕЛЕНА РЫЖОВА, ВИКТОР МАТИЗЕН
Кинематографисты, в советское время настрадавшиеся от цензуры, сегодня вновь опасаются ограничения творческой свободы.
Эпопея с созданием этической хартии кинематографистов России, похоже, близится к концу – один из вариантов этого «морального кодекса» будет принят на одном из ближайших пленумов правления Союза кинематографистов, возглавляемого Никитой Михалковым. Об этом «Новым Известиям» сообщил Сергей Лазарук, глава рабочей группы по разработке документа. В том, как хартия будет функционировать, на кого распространяться и какие санкции последуют для тех, кто не захочет следовать положениям доктрины, попытались разобраться «НИ».
С момента, когда, работая премьер-министром, Владимир Путин высказал свое пожелание о том, чтобы кинематографисты добровольно наложили на себя этические самоограничения, наподобие тех, что действовали в Америке с 1930 по 1967 год (Кодекс Хейса), прошло два с небольшим года. В мае минувшего года он уже в качестве президента повторил свое предложение, и в течение полугода из недр Союза кинематографистов (СК) вышли целых три проекта этической хартии, ничем важным друг от друга не отличающихся. Кульминацией минувшего года стал еще один вариант «морального кодекса» для российских кинодеятелей, доработанный и усовершенствованный. В итоге – четыре почти одинаковых набора банальных поучений и прописных истин вместе с клятвенными заверениями, что они не посягают на свободу творчества и не имеют ничего общего с цензурой.
Как говорится во всех вариантах разработанного СК документа, этическая хартия кинематографистов – всего лишь рекомендательный акт, не имеющий обязательной юридической силы. Однако, по мнению многочисленных деятелей кино, опрошенных «Новыми Известиями», за «рекомендациями», изложенными в хартии, скрывается слишком много подводных камней, кажущихся невинными лишь на первый взгляд. Эксперты опасаются в первую очередь, что хартия, несмотря на все заверения ее инициаторов и создателей, может стать своего рода негласным элементом цензуры, поскольку исполнение или неисполнение положений этого документа наверняка будет влиять на финансирование тех или иных проектов.
Сергей Лазарук, первый заместитель председателя Союза кинематографистов и глава рабочей группы по созданию этической хартии (также в нее входят среди прочих Карен Шахназаров, Марлен Хуциев, Леонид Верещагин и Генрих Боровик), по просьбе корреспондента «НИ» подробно рассказал о дальнейшей процедуре принятия документа. По его словам, проект хартии будет разослан всем членам СК, с тем, чтобы каждый высказался насчет ее содержания. Высказываться можно будет посредством анкеты, которая в настоящее время только разрабатывается. Суть опросника примерно в следующем: «поддерживаю или нет те или иные положения хартии», «считаю целесообразным внести такие-то изменения или дополнения». После того как ответы будут собраны, на что, по мнению, г-на Лазарука уйдет полтора-два месяца, документ снова рассмотрит пленум СК и примет то или иное решение. При этом, как выяснилось, в Союзе кинематографистов пока понятия не имеют, как именно хартия будет функционировать и на какую часть киносообщества распространяться. «Написать текст – это одно дело, дальше необходимо продумать, как хартия будет работать, механизмы ее апробации и внедрения в кинематографическое сознание, – пояснил Сергей Лазарук. – На сегодняшний день этот вопрос еще в самой начальной стадии обсуждения».
На вопрос корреспондента «НИ», почему вообще возникла необходимость в написании хартии, г-н Лазарук сказал: «Президент высказал пожелание о создании документа, который бы определял некие нравственные нормы в кинематографе. И поручил Общественной палате, Союзу кинематографистов и другим кинематографическим и общественным организациям подумать над написанием этого документа. Поэтому в данном случае мы выполняем поручение президента».
Несмотря на то, что метод дальнейшего функционирования хартии остается большой загадкой, кинематографисты не обольщаются и заранее настраиваются на не самые приятные «плоды» принятия документа. Действительно, судя по отдельным положениям хартии, весьма расплывчатым и допускающим массу трактовок, она, скорее, обращена не к представителям киносообщества, а к экспертным советам при Министерстве культуры и Фонде кино, принимающим решения о государственной поддержке кинопроектов и выдаче прокатных удостоверений готовым фильмам. Опираясь на положения этой хартии, легко оставить без финансирования любой неугодный проект или перекрыть дорогу к зрителю любому неугодному фильму. Так, применение пункта, призывающему «бережно относиться к историческим фактам и биографиям выдающихся людей, избегая грубых искажений и нарушений в угоду сиюминутной моде» угрожает запретом множеству исторических фильмов. На основании пункта «не допускать …оскорбления чувств верующих» можно отвергнуть картину, персонаж которой кощунственно отрицает существование Бога. При этом нужно в обязательном порядке «при обозначении проблемы в фильме указывать на возможные пути ее решения либо направлять зрительское сообщество к размышлению над ее решением», а также воспитывать, особенно у молодого поколения, чувство патриотизма и прививать любовь к Отечеству.
Обескураживает своей невнятностью и еще один пункт: «без крайней художественной и идейной необходимости не демонстрировать в кинопроизведениях нарушения законодательства РФ; сцены жестокости, насилия, агрессии, порнографии, употребления алкоголя, табака и наркотиков; не использовать ненормативную лексику». Исходя из него, можно запрещать буквально все, поскольку авторам произведений вряд ли удастся доказать, что герои их фильмов выпивают, курят, а иногда даже агрессивно себя ведут исключительно из-за «крайней художественной и идейной необходимости».
Режиссер Павел Бардин считает, что нет смысла обсуждать отдельные положения этической хартии: «Естественно, в ней написано, что, дескать, мы, кинематографисты, «за» все хорошее и душеспасительное и «против» всего плохого и душегубительного. Смысл не в этом. Смысл в самом факте появления такого документа, который является очередным тревожным симптомом. Если хартию примут и замнут – бог с ней: очередная бумажка, жаль только люди потратили столько времени, которое можно было использовать с большим толком, на довольно нелепое занятие. А вот если она станет своеобразным Кодексом Хейса, то это уже инструмент цензуры, причем превентивный. Это станет либо лицензией на профессию, либо, наоборот, ее частичным запретом».
Кинематографист также сказал «НИ», что, по его мнению, сейчас цензура движется в другую сторону: «Это уже не просто, грубо говоря, список того, чего делать нельзя, а некий селекционный отбор, некая программа, которая, как кажется ее инициаторам, сформирует культурное поле и отсеет «чистых» от «нечистых». Это поможет «правильным» кинематографистам поучаствовать в движении, не определившимся определиться, а «неправильным» отсеяться». Павел Бардин добавил: для того, чтобы не дать финансирование тому или иному проекту, в Минкультуры инструментов уже достаточно, но хартия может стать новым механизмом регуляции. «Сейчас налажена связь администрации, исполнительной власти и продюсерского корпуса. А с авторами прямого контакта нет, – сказал режиссер. – И налаживание этого контакта – все-таки дело не Минкультуры, а творческих союзов и гильдий. Поэтому эта инициатива исходит как бы от них, хотя на самом деле, насколько я помню, это было указание президента, которое министерство не выполнило». В заключение г-н Бардин сказал, что идеологи хартии, скорее всего, видят ее как орудие самоцензуры, а не прямого запрета. Поэтому чем меньше о ней разговоров, тем лучше.
Режиссер Вадим Абдрашитов считает, что этическая хартия – абсолютная компанейщина и через непродолжительное время все кинематографисты будут стыдиться этого документа ввиду его глупости: «Говорить о том, что должны быть, прямо скажем, самоцензура и самоограничение в кинематографе, который практически не доходит до отечественного зрителя, в то время, когда телевидение выплескивает столько грязи и насилия на зрителя, просто смешно. И грустно в то же время, поскольку серьезные проблемы российского кинематографа подменяются вот такого рода компанейщиной». По его мнению, хартия просуществует – показательно – от силы год-полтора, а затем будет вспоминаться киносообществом со смущением.
В то же время необходимо отметить, что соблюдать условия хартии, так как это не закон, а соглашение, не имеющее юридической силы, обязаны будут только те, кто ее подпишет. А у нас в стране, напомним, на сегодняшний день существует не только СК, который разрабатывает этот документ, но и альтернативный ему КиноСоюз, члены которого выступают категорически против подобных инициатив.
Разумеется, принятие хартии не вызовет массовых репрессий – она будет действовать избирательно и примерно. Из десятка картин, в которых можно будет усмотреть нарушение кодекса, цензоры-добровольцы из СК, возможно, выберут одну и напишут рапорт в Министерство культуры, которое со ссылкой на возмущение общественности даст «своим» людям в экспертных советах указание либо устроить ей показательную порку наподобие той, что была произведена проекту Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», либо прикроет без всяких мотивировок. Иными словами, в условиях раскола кинематографического сообщества хартия может стать оружием, направленным одной кинематографической партией против своих идейных оппонентов...
К слову, в советское время существовал некий «метод собаки», которым кинематографисты пользовались для обхода цензуры. Его суть состояла в том, чтобы включить в картину нелепый и привлекающий внимание эпизод, в результате чего мелкие нюансы цензура не замечала. Например, таким способом был почти полностью спасен от цензурных правок фильм «Бриллиантовая рука»: режиссер Леонид Гайдай специально в финале картины показал ядерный взрыв. Комиссия Госкино пришла в ужас и потребовала убрать взрыв. Посопротивлявшись для вида, Гайдай взрыв убрал, а фильм остался «неиспорченным» цензурой, на что режиссер и рассчитывал. Как знать, возможно, в обозримом будущем уже современным кинематографистам придется вспомнить «метод собаки», чтобы обойти расставленные для них цензурные препоны.
Как пытались контролировать кино в разных странах в XX веке
«Упорядочить, поддержать и направить»
Бенито Муссолини, придя к власти в Италии в 1922 году, объявил кино «самым сильным оружием государства». Однако фашисты не сразу поспешили внедрять здесь свою идеологию. К тому же из-за конкуренции и финансовых неудач кинопроизводство в Италии постепенно сокращалось: с 1920 до 1928 года количество снятых фильмов уменьшилось в десятки раз. Некоторое время спасать кино от цензурного вмешательства помогал и министр культуры Луиджи Фредди. Благодаря ему кинопроизводство пользовалось значительной автономией, а цензура практически ограничивалась документальными и образовательными лентами. Но уже в 1923 году в Италии был создан институт кинообразования – Istituto Luce, в задачу которого и входило выпускать фильмы, направленные на пропаганду курса Муссолини.
С тех пор фашистское руководство стало уделять кинематографии куда больше внимания. Достаточно сказать, что один из самых авторитетных ныне кинофестивалей – Венецианский – был основан в 1932 году по инициативе Бенито Муссолини и должен был прежде всего пропагандировать достижения фашистской эпохи в сфере кино. Тотальный контроль наступил после образования в 1934 году Генеральной дирекции по делам кинематографии, чей глава Луиджи Фредди заявлял: «Только государство может упорядочить, поддержать и направить кинематографию, а при необходимости и выступить инициатором некоторых мероприятий в этой области». В основе фашистского контроля были следующие принципы: авансирование продюсеров (до трети стоимости фильма авансом выплачивало государство), введение налога на дублируемые иностранные фильмы, правила о равном количестве демонстрируемых в кинотеатре иностранных и отечественных фильмов. Было сокращено число прокатных фирм, укреплена цензура, а при Трудовом банке (кредитовал основные отрасли промышленности) учреждено отделение по кинокредиту. Естественно, кино находилось под постоянным присмотром государства. Среди прочего было введено обязательное предварительное представление сценариев, а кинопроизводство и кинопрокат в основном оказались в руках государства.
«Легион приличия»
В 1933 году в США был учрежден «Национальный легион приличия» (ранее – «Католический легион приличия»), основной деятельностью которого были обнаружение и борьба с нежелательным с точки зрения Римско-католической церкви содержимым в кинематографе. Основал «Католический легион» епископ Цинциннати Джон Мак-Николас. Организация с самого начала включала в себя не только католиков, но и ряд протестантов и даже иудеев, из-за чего в апреле 1934 года была переименована в «Национальный легион приличия». При этом «Легион» часто выступал с более консервативных позиций, чем Американская ассоциация кинокомпаний. «Легион» ввел рейтинг для фильмов, чтобы обеспечить «моральную оценку». Фильмы оценивались по следующей схеме: от «A» – морально предосудительный до «C» – осужден «Легионом благопристойности». Рейтинг, присваиваемый «Легионом» той или иной картине, играл определенную роль в ее прокатной судьбе. Так, когда в 1947 году в кинотеатрах вышла картина Чарли Чаплина «Месье Верду», «Католический легион» объявил бойкот фильму, и кинотеатры стали отказываться от его проката. В газетах началась травля Чаплина. Кроме обвинений в принадлежности актера к коммунистам там также печатались фотографии пикетов «Легиона» с плакатами: «Чаплин – попутчик красных!», «Вон из нашей страны, чужак!», «Чаплин слишком долго загостился у нас!», «Чаплин – неблагодарный! Он – прихвостень коммунистов!», «Выслать Чаплина в Россию!». Тем не менее фильм был номинирован на «Оскар» в категории «Лучший сценарий». В разные годы «Легион» запрещал такие фильмы, как «Заводной апельсин», «Изгоняющий дьявола», «Таксист» и «Весь этот джаз».
Катерина СЕРЕБРЕННИКОВА
комментарии (0)