Оригинал: http://www.newizv.ru/culture/2014-09-23/208054-ministr-protiv-kultury.html
Российская кинематография пережила немало начальников. При этом, что удивительно, до совершеннолетия она доросла самостоятельно, а под сторожевую опеку попала в расцвете лет.

Произошло это в начале 30-х годов прошлого века, когда на кино «бросили» старого большевика Бориса Шумяцкого. Этот прожектер так достал своих подопечных, особенно Эйзенштейна, что мало кто пожалел о его аресте и последующем расстреле, хотя расправились с ним за мнимые, а не действительные прегрешения. Пожалели лишь тогда, когда познакомились с новым назначенцем, чекистом Семеном Дукельским, имевшим милое обыкновение вызывать подчиненных в два часа ночи и вместо «входите» говорить «введите». Но Дукельский недолго протирал галифе на своем месте и был заменен служивым чиновником Иваном Большаковым, который умел угадывать желания хозяина и пробдел на посту почти до тех пор, когда того вытащили из мавзолея и зарыли как рядового смертного. Кинематограф же отдали под надзор бывшему комсомольскому деятелю Александру Михайлову, однажды назвавшему культуру «культуркой» и прозванного «министром культурки». Про него говорили – «не бойся министра культуры, а бойся культуры министра». Его сменила экс-ткачиха Екатерина «Третья» Фурцева, взбалмошная, хотя не стервозная полубаба-полудама.

После нее кино опять сделали отдельным ведомством и посадили на него газетчика Александра Романова, искренне считавшего, что фильм «Знакомьтесь, Балуев» лучше «Восьми с половиной» Феллини. Следующим назначенцем стал партийный функционер Филипп Ермаш, который в принципе знал разницу между Тарковским и, скажем, Гостевым, однако задвигал первого и продвигал второго. Ермаш был вынужден покинуть нагретое кресло после знаменитого революционного V съезда кинематографистов, уступив его заведующему сектором ЦК КПСС Александру Камшалову, который мало что значил в сравнении с лидером киноперестройки Элемом Климовым и через некоторое время сошел на нет.

Последовал период безвластия, но незанятое руководящее место в России вакантным не бывает, и во главе Госкино оказался единственный в нашей истории начальник с кинематографическим образованием, киновед и редактор Армен Медведев, который не препятствовал кинематографистам жить в естественной конкурентной среде и был отправлен в отставку лишь с подачи сильно возвысившегося Никиты Михалкова. Тому, однако, не удалось провести на освободившийся пост «своего» человека, и его занял опытный управленец Александр Голутва, до этого бывший директором «Ленфильма», который утратил самостоятельность после того, как Госкино в результате очередной реформы опять сделали департаментом Минкульта, возглавленного самым красноречивым министром культуры Михаилом Швыдким. Сравнительно с ним два последующих министра, Александр Соколов и Александр Авдеев, смотрелись бледновато.

Тем временем несменяемый председатель Союза кинематографистов достучался до самого верха, и на культуру кинули нынешнего министра Владимира Мединского, человека с личиком комсомольского активиста, идеологизированного, как Шумяцкий, разбирающегося в кино, как Романов, и упертого, как Дукельский. Глядя в рот посаженному отцу, новый киноначальник тут же подхватил его прожектерскую идею навязать школам курс «100 лучших фильмов», закончившуюся, как и следовало ожидать, составлением списка, равносильный которому можно было без труда найти с помощью Яндекса. Затем министр попробовал голос, выдав нечто давно не слыханное: «Мы считаем, что от имени народа можем сказать…» Высказавшись таким образом о народе как о безголосом и недееспособном субъекте, он принялся искоренять крамолу, уличая кинематографистов в порнографии (отказ в прокатном удостоверении «Клипу» Майи Милош) и фальсификации истории (знаковые случаи с проектом Александра Миндадзе «Милый Ганс, дорогой Петр» и отказывая в прокатном удостоверении фильму Хусейна Эркенова «Приказано забыть»), то есть вводя отмененную Конституцией цензуру. Попутно в интервью главреду «Культуры» министр без возражений согласился с тем, что интеллигенция «гадит» (народу и государству. – «НИ»), а позднее оправдал действия против «гнилой» прослойки общества лозунгом «Россия перенасыщена гуманитариями». А поскольку важнейшим в культуре для министра является кино, выдержанное в духе его собственной анекдотической идеологии с центральным парттезисом «Россия – не Европа», не удивительно, что особое внимание он уделил единственному в стране институту киноискусства (НИИКу) и Музею кино, созданному киноведом с мировым именем Наумом Клейманом. НИИК под надуманным предлогом был передан в подчинение переименованному в университет ВГИКу, который на четверть сократил число ставок, перевел часть сотрудников на полставки и поставил институт в положение оборонного предприятия, запретив работникам без разрешения покидать «рабочее» (на самом деле необорудованное) место. А теперь министерство – по слухам, чтобы устроить дом приемов, – отбирает у НИИКа здание в Дегтярном, которое он занимает с момента основания, и оставляет его на произвол ВГИКа, опять ставшего киношколой и намеренного переселить научный институт в не пригодный для научной работы учебный корпус, свести до отдела и тихо прикрыть, поскольку ему институт совсем не нужен.

С Музеем кино поступили и того проще – без конкурса и без согласования с коллективом поставили нового директора, не имеющего опыта профильной работы, но уже начавшего увольнять сотрудников и самовольно перекраивать планы мероприятий.

Внимая голосам доведенных до отчаяния ученых, правление Гильдии киноведов и кинокритиков распространило письмо, где впервые в российской истории выражает публичное недоверие министру культуры и требует вернуть НИИКу автономный академический статус, а в Музее кино провести официальный конкурс на должность директора с гласным обсуждением программ кандидатов.

А что же министр Мединский? Трясется за место, готовит запасную площадку или, подобно крыловскому коту, слушает да ест российскую культуру? Не имеет значения. Значимо лишь то, что думают те, кто посадил его на это место.