С понедельника 1 ноября ежедневно в эфире радио "Культура" премьера: Людмила Гурченко читает свою книгу "Мое взрослое детство".

На днях в «Российской газете» прошла встреча с актрисой, и она, в частности, ответила на вопрос, как шла работа над этой передачей.

– Я сделала себе подарок. Помог случай. Все началось на съемках «Сибириады». Андрон Кончаловский снимал эту картину о народной жизни, а я чувствую: «Что-то они там не то!». И немножко рассказала им про своего папу - как полагается, со всеми идиоматическими оборотами. Андрон послушал и посоветовал: «Напиши книжку». А я знаю, что об оккупации у нас писать нельзя – ни одной книги тогда не было об оккупации! Мама всегда была в ужасе, все время ждала плохого: мы были в оккупации, а  это у нас как клеймо! И вот Андрон предлагает написать об этом книжку, и тогда он снимет по ней картину в Югославии.

Если честно, я никогда раньше не писала, даже письма на любила писать. В школе напишу в сочинении: «Мне кажется, что…» - и дальше шпарю из учебника. На полях учительница писала: «Сильно чувствуется влияние учебника» - и ставила четверку с плюсом.

Но теперь – решилась. Написала. Ручкой. Андрон уже уехал в Америку. Я говорю Никите: «Хоть ты прочти!». «Э-э нет, я написанное ручкой  не могу. Перепечатай». Нашли мы машинку без двух букв, напечатали, а потом я все той же ручкой вставляла недостающие буквы: «о», «а»… Никита прочел и сказал, чтобы я это прочитала его папе. И я прочитала Сергею Владимировичу три главы. Сергей Владимирович говорит: «Н-Никита, т-ты заверни м-м-мне это…» - и отнес в журнал «Наш современник». Там сходу взяли. И я благодарна семье Михалковых за эту идею и за помощь.

Интересно, что никто в журнале не мог в рукописи ничего поправить: такой язык этим людям был незнаком. И они меня приглашали, чтобы я им что-то там разъясняла, - мне это было странно. И вот книжка вышла в журнале тиражом в 300 тысяч экземпляров. Успех был очень значительный: я получала по сто – сто пятьдесят писем в день. Почти как после «Карнавальной ночи». Люди в ответ делились своим сокровенным, почти каждое письмо – готовый сценарий. Писали: «Я не могу этого рассказать сыну, дочери, брату, но хочу свою судьбу рассказать вам…».

Стали поступать и предложения снять по этой книге картину. А я думала: «Ну, а кто папу сыграет? Ведь некому же!». Для меня это было табу, даже речи не могло об этом идти.  И я отвергала все предложения ее экранизировать.
И вот недавно на радио «Культура» давала интервью. После передачи меня окружили редакторы этого радио и стали уговаривать прочитать в эфире мою книжку. А я никогда ничего на радио не читала. Преклонялась перед таким гениальным чтецом, как Дмитрий Николаевич Журавлев, и никого, кроме него, не признавала. Отказалась: «Не смогу!». И вдруг один грандиозный человек ювелирного устройства Виталий Вульф твердо мне сказал: «Люся, вы должны это сделать». И Люся, как бобик, ответила: «Хорошо».

Через три дня я уже сидела в большой студии. Мы взяли для передачи только часть книги – ту, что поместилась в 23 программы. И я поняла: это совершенно новая для меня сфера: надо реконструировать часть жизни. Не прочесть – а заново прожить эту жизнь. Вернувшись в себя – в ту, что была когда-то: шестилетнюю, восьмилетнюю, десятилетнюю. Надо сохранить персонификацию речи каждого персонажа. Тети Сони: «Леля, вы, наверное, там в Москве кому-то дали двадцать пять тысяч, чтобы Люся попала в кино? Если такие, как Люся, будут сниматься в кино, - скажите, Леля, так что хорошего теперь в кино можно увидеть! Прямо самашедший дом!». И главное – папину речь: «Бувало иду по Сумскою – из усех окон выглядают: «Здрасьте, Марк Гаврилович!» А Лелю – ее не любят. Работник она хороший, я ж не против. Но человек – Яга, ну чистая НКВД!».
Все это надо было сохранить. И я это сделала. За восемь смен. Вы послушайте. Я ничего лучше, по-моему, в жизни не сделала. Я заново увидела то, что когда-то пережила.

Это мне дорого далось. Я плакала, когда вспоминала свой отъезд из Харькова в Москву навсегда. К дому впервые в жизни подъехало такси – мы жили бедно, в полуподвале. Положили в машину чемодан, аккордеон. Папа сказал: «Леля, ты едь одна, я боюсь – не выдержу, заплачу и всё вам испорчу. Машина отъехала, и еще долго я видела своего папу в полосатой пижаме, около него стояли наш пес Тобик и кот Мурад с облезшим хвостом. И еще долго мелькал папин платок. «Милый дорогой мой папочка, я тебя не подведу, во что бы то ни стало – ты будешь мной гордиться»…

Радио «Культура», FM 91,6, по будням в 17.15.
По-моему, великолепная работа. Не стоит пропускать.