Юрий БОГОМОЛОВ
Превращения
На днях пересматривал «Механическое пианино» Никиты Михалкова и получал удовольствие. И вспоминал былые ощущения… Сколько было надежд связано с восходящей 40 лет назад без малого звездой кинорежиссуры… Как он был мил тогда и талантлив. Почти так же, как его герой – Миша Платонов.
Ироничен, самокритичен, благодушен, проницателен… Какая ясность ума, какая глубина переживаний и сопереживаний… Сколь широка его душа… Одним словом – то был светлый человек. Это я все про Платонова. И как хорошо он все понимал и чувствовал про свою родину, про среду, в коей обитал…
А как говорил: «Достаточно один раз предать, один раз солгать и тебе уже не выбраться…».
Или: «Пятнадцать лет талдычим эту таинственную фразу про счастье народа. Пора бы уж кончить… Говорим, говорим… русская душа… благо народа… Как языки-то еще не отсохли. Ты талдычишь про Россию, господин Щербук – про чумазых… Мухи дохнут от наших мудрых мыслей. Самомнение у нас европейское, а развитие у нас азиатское».
Еще: «Идея народная представляется облаком небесным, готовым пролиться на нас».
Хочется положить на музыку его речи.
И сколь велика дистанция, отделяющая интеллигентного учителя Платонова от самодовольного помещика Щербука в гротескном исполнении  Олега Табакова. И кажется, что вот этот Платонов не в жизнь не станет Щербуком.
Но ведь стал.
Нынешний Михалков мало чем напоминает себя прежнего времен «Механического пианино». Сегодня он только и делает, что талдычит о «Святой Руси», о «Великой России», о благе крепостного права, об исконной враждебности Запада, о своей исконной посконности… Уж как язык его до сих пор не отсох…
Впрочем, метаморфоза случившаяся с молодым человеком, когда-то непринужденно шагавшим по Москве и руками разводившим чужие беды, далеко не исключительная. Нечто похожее не раз описывал тот же Чехов. Вспомним «Ионыча», то бишь молодого доктора Старцева Дмитрия Ионыча. Каким он был легким, подвижным и романтичным, когда только начал свою самоотверженную практику в скучном губернском городке…  Имел дерзость влюбиться. Правда, не отважился  жениться.
А через несколько лет обрюзг, раздулся вширь, разбогател. «Когда он, пухлый, красный, едет на тройке с бубенчиками и Пантелеймон, тоже пухлый и красный, с мясистым затылком, сидит на козлах, протянув вперед прямые, точно деревянные руки, и кричит встречным "Прррава держи!", то картина бывает внушительная, и кажется, что едет не человек, а языческий бог».
У «языческого бога» много хлопот, но он не бросил земского места. Ему хотелось везде поспеть.
Михалков в силу своего художнического дара не однажды честно предупреждал о  своем возможном преображении. В «Механическом пианино» -- раз. В фильме «Без свидетелей» -- два.
Особенно грозным предвосхищением оказалась именно вторая картина, снятая в далеком  1983-ем году. То была история легкого, щедрого, от природы талантливого человека, который однажды по легкомыслию стукнул на товарища, в другой раз предал из карьерных соображений любимую, и все пошло прахом. Тогда этот фильм молодого Михалкова читался как предупреждение другим. Сегодня он смотрится как саморазоблачение автора.
Увы, пример Никиты Михалкова не стал наукой Владимиру Бортко.
Ведь не без способностей  человек. И убедительный фильм с назидательным названием: «Единожды солгав» поставил про художника, предавшего свой талант. А еще более убедительным, в каком-то смысле убийственным для идеологии коммунистического режима была снята экранизация булгаковской повести «Собачье сердце». В пору работы над фильмом режиссер вроде был заодно с автором повести в стремлении очеловечить дворнягу Шарика. Как доктор Борменталь – с профессором Преображенским. А теперь, как посмотришь на него в студии Соловьева или Толстого, да послушаешь, что он талдычит про то, как нам гадит Америка, как подличает пятая колонна… Как только язык не отсохнет?..
Что можно было бы сказать в его оправдание?
Во-первых, он коммунист. Во-вторых, образцово-примерный Швондер!
Процесс развития от Преображенского-Борменталя к Шарикову-Швондеру – это уже не эволюция. Это, извините – инволюция. Причем радикальная.
Не столь ярко выраженные перемены случились с другими коллегами Михалкова – с Владимиром Хотиненко, с Кареном Шахназаровым…
Тренд, однако, -- как сказал бы их товарищ по несчастью журналист Михаил Леонтьев.
***
Все эти мастера культуры примечательны тем, что они не осознают степени своей беды и необратимости своей трансформации.  В отличие от Грегора Замзы – того самого персонажа Франца Кафки, что однажды утром проснулся насекомым.
Он-то понял, кто он на самом деле.