Юрий Богомолов
"Российская газета" - Столичный выпуск №5427 (51)
11.03.2011, 00:10


Чего лукавить, юбилейные отметки за чертой 60 и тем более 65 не шибко радуют именинников, какие бы пышные и помпезные торжества не сопутствовали празднику.

Знаю по опыту своих именитых друзей, как им хочется в эти дни спрятаться от собственного возраста или по крайней мере укрыться от напоминаний о нем - отключить телефоны, не заглядывать в газеты, не смотреть телевизор, не слушать радио, не принимать телеграммы, уехать, провалиться сквозь землю...

Хотя стоп. "Провалиться" - это лишнее. Это успеется. Можно по-другому: расслабиться и получать удовольствие. Тем более что от возраста все равно не убежишь. С годами он становится интимной проблемой. С ним, хочешь не хочешь, надо налаживать контакт.

...Мне все чаще приходится утешать тех из приятелей, что младше меня, что семь десятков лет за спиной и на плечах - это не страшно, это не неподъемно. Но понятное дело: непросто и нелегко. Хорошо, если ты Жванецкий или Ширвиндт: юмор и ирония тебе в помощь. А так... Так: твоя работа, твое призвание. Других лекарств от возрастной депрессии нет.

Мой друг Андрей Смирнов накануне своей круглой даты улетел в Прагу делать чистовую перезапись новой картины, которая называется "Жила-была баба" и которая будет готова к началу апреля. Я ее уже видел в черновой сборке, но о своем общем предварительном впечатлении - чуть дальше.

...Мы дружим что-то около сорока лет. Познакомились во ВГИКе, после того как я в институтской многотиражке разнес его учебную работу. Но не поссорились; сошлись на почве любви к футболу и глубоко личной неприязни к советской власти. Тогда многие так сходились.

Тогдашняя "неприязнь" была побудительным мотивом товарищеских уз и возникновения устойчивых компаний и дружб. Рухнул режим, и многие человеческие привязанности, личные симпатии ослабли. Истончились и истлели товарищеские отношения.

Да что говорить об индивидах. На наших глазах разобщилось славное кинематографическое сообщество. А то, которое теперь называется Союзом кинематографистов, не является таковым. В том смысле, что не является союзом. Знакомая аббревиатура СК расшифровывается: Сожительство кинематографистов. Это как совместная жизнь супругов, вынужденных бытовать на одной жилплощади после того как разлюбили и, того пуще, возненавидели друг дружку. Мы это не сразу поняли. Возможно, первый, кто об этом догадался, был Андрей Сергеевич Смирнов, возглавивший союз в самое бурное для страны время: начало перестройки, конец советского режима, власть рынка...

Для людей свободных профессий то было противоречивое время с его романтическими надеждами, с его жестокими испытаниями свободой и рынком. Оно оказалось болезненным для каждого из нас в отдельности и для сообщества в целом.

Сегодня понятно, по поводу чего так раздражался и повышал на наших собраниях голос тогдашний председатель СК. Он со страстью, свойственной его характеру и темпераменту, пытался сохранить внутреннюю целостность союза, его демократические завоевания, его гражданские основания.

Тщета этих усилий стала довольно быстро очевидной. И он отошел в сторону. На его место пришли сначала Сергей Соловьев, а затем и Никита Михалков. Ну да это отдельная песня. Грустная история, получившая продолжение уже в наши дни, когда Андрей снова дал волю своему общественному темпераменту и стал одним из инициаторов нового Киносоюза.

Он спустя с десяток лет вновь на авансцене общественной жизни.

Он вернулся и в режиссуру, между прочим, спустя 30 с лишним лет.

...Я помню его студенческий выпускной спектакль "Салемские колдуньи" (поставленный в соавторстве с сокурсником Борисом Яшиным) на сцене ВГИКа. Главную роль играл ныне покойный Владимир Ивашов. Спектакль заметно резонировал в условиях подмороженной оттепели. Через пару лет жертвой очередной охоты на ведьм стал учитель молодых режиссеров - изгнанный из института Михаил Ильич Ромм. Тяжесть изгоя в профессии испытает на себе и ученик уже после того, как, казалось бы, "Белорусским вокзалом" обеспечит себе место под лучезарным солнцем советского кинематографа.

"Осень", очень личная (и о личном) картина, станет чем-то вроде волчьего билета для режиссера, чем-то вроде запрета на профессию. Только через пять лет у него появится возможность снять новую картину. И тоже очень личную. Но только почти никто этого не заметит. Снаружи покажется, что это сугубо производственная драма о проблемах градостроителей. Название прозвучало как призыв - "С верой и правдой". Но сама картина прозрачно намекала, что правда отделилась от веры и что советская вера все больше стремится подменить конкретную правду, заместить ее собою, и что в этом проблема. Та самая, которую мы до сих пор не можем расхлебать.

..."Белорусский вокзал", как правило, толкуется как дань памяти живых и павших, не постоявших за ценой, чтобы добыть Победу в 45-м. Одну на всех. И как многим казалось: навсегда.

Но фильм Андрея Смирнова еще и о чем-то ином. О том, что победы в открытом вооруженном противостоянии с четко обозначенной линией фронта - победы не навсегда. После сражений за свободу и независимость нации предстояла нелегкая борьба за свободу и независимость отдельного человека.

В тот роковой мирный день, когда однополчане пересеклись на поминках своего фронтового друга, стало особенно отчетливо понятно, что на фронте быть отважными и храбрыми проще в каком-то смысле, чем в повседневности мирной жизни. Железнодорожный вокзал в этом фильме - грань между миром и войной, между армией и гражданкой, между поколениями. Но это и точка пересечения человеческих судеб и эпох. Песня Окуджавы делает его местом встречи живых и павших.

Фильм каким-то краем задевает и последовавшее за ним Сегодня.

Одно дело было быть нонконформистом в пору всевластия Идеологии. Другое - остаться им в обстоятельствах Рынка. Это как вернуться с фронта на гражданку, переодеться во что-то партикулярное, перестать ходить строем и стоять навытяжку перед начальством. Перестать быть ни в чем не виноватым... В первые послевоенные годы для миллионов демобилизованных все это стало психологической проблемой. Это стало психологической проблемой после августа 91-го для нашего поколения. Финал "Белорусского вокзала" по своему эмоциональному накалу как-то ассоциируется с тем душевным подъемом, что испытали, когда у стен Белого дома мы праздновали победу над путчистами.

Праздник быстро кончился, и начался хаос повседневности.

Собственно, об этом и новый фильм Андрея Смирнова "Жила-была баба". Не впрямую, а косвенно, посредством развернутой метафоры. Самое трудное в искусстве через отдельное, частное продраться к сути и смыслу глубинного и глобального. На экране жизнь и судьба русской бабы в пору жестокой розни. А сквозь нее просвечивает история России, где гражданская война никогда и не прекращалась, где язычество как-то криво срослось с христианством. Где любовь то и дело проявляет себя через насилие, путем насилия... Что же тогда удивляться, что наша Родина то и дело зависает над бездной хаоса?

...Так я понял новый фильм Андрея Смирнова "Жила-была баба".

– По имени "Россия", - стоило бы прибавить.

Работал автор над картиной что-то около 10 лет, а закончил аккуратно к своему юбилею, с которым я и поздравляю своего друга Андрея Смирнова.