В труднейших для нашего кино условиях шедевры вдруг начинают прорастать, как трава сквозь асфальт. Снова подтверждается странная, почти пугающая закономерность искусства: чем почва скуднее, тем всходы сильней и упрямей. Но тем вероятней, что их быстро затопчут - новым временам серьезное кино не потребно.

Этот год дал нам "Елену", "Фауста", "Шапито-шоу", "Жила-была одна баба" и "Бориса Годунова" - фильмы, каждый из которых по-своему уникален, каждый сражает умом и талантом, каждый способен войти в анналы. Теперь на подходе Александр и Андрей Прошкины, оба с превосходными, этапными, художественно и общественно значительными картинами. Андрей Прошкин закончил работу над эпической "Ордой", которая в первоначальном варианте называлась "Святитель Алексий", но справедливо была переименована: "чудотворец" там уже не главный герой. Александр Прошкин снял "Искупление" по кровоточащей прозе Фридриха Горенштейна. Каждый фильм требует отдельного разговора, каждый стал бы событием, если бы кино для умных сегодня могло пробиться к своим зрителям.

Первые впечатления от "Искупления”. Когда фильм такого уровня - писать о нем трудно. Невозможно вербализовать то, что он дает в ощущениях. Попытки выразить словами нечто, существующее над сюжетом, - то главное, что раздирало душу автора и требовало выхода, - чаще всего приводят к банальности, к трюизму. Но трюизм - от слова "правда". Всем известная, всеми чувствуемая, но та, которую мы инстинктивно страшимся увидеть в глаза и признать. Об этой правде - фильм.

Выйди "Искупление" в годы, когда появлялись "Летят журавли", "Баллада о солдате" или "Чистое небо", этот фильм мог бы стать с ними в один ряд и был бы нашей классикой. Я говорю о готовности публики к такому кино, о его востребованности обществом, а не о стиле и языке картины Александра Прошкина - она не только классична, но и современна во всех компонентах. Ее действие происходит в первый послевоенный год в приграничном городке, и особенность повествования в его нелинейности, сложности и многослойности, когда все герои - главные. Нас погружают в это переплетение человеческих судеб, и ощущение великой общенародной беды складывается без какого-либо указующего пафоса и без распространенной ныне дежурной "чернухи" - из деталей безукоризненно правдивых и для зрителей старших поколений остро узнаваемых. Этот фильм подобен "машине времени": не только нищий быт страны-победительницы, но и типажи, лица, характеры, даже походка людей и выражение их глаз - все это принадлежит другой эпохе, когда ощущение огромной коммунальной семьи, марширующей к светлому будущему, смешалось с привычным состоянием тотального страха, засевшего в подкорке и определявшего все поступки людей. У режиссера цепкая и глубокая память - подробная разработка и атмосфера кадра играют здесь ведущую роль. Наравне с актерами, многие из которых неизвестны: в фильме снимались Сергей Дрейден, Андрей Панин, Виктор Сухоруков, рядом с ними в главных ролях новобранцы Виктория Романенко и Риналь Мухаметов, но каждый западет в душу и в память.

Война с фашизмом, народный подвиг, радость встречи с фронтовиками и надежды на мирную безбедную жизнь - все это позади. Идет война с собственным народом, который трактуется как стадо и управляется хлыстом. Укравшая пончики в милицейской столовой мать приравнивается к врагам. Доносительство всех на всех - закон и дамоклов меч, зависший над почти тюремным бытом. Человек в форме, который еще вчера был героем-избавителем, теперь несет в себе опасность, его надо бояться.

Нищета этой жизни тотальна, запредельна, выживание становится ее единственным смыслом и целью, не оставляя места нормальной человеческой морали, а безотчетная, безадресная и бессильная ненависть ко всему сразу пронизывает ее насквозь. Это необъяснимый, но так свойственный России иррациональный и, по описанию Горенштейна, "страшный гнев, который чрезвычайно редко нисходит на людей добрых и незлобивых, но который особенно бывает страшен у таких людей в те минуты и подлинные причины которого не вполне понятны ни им, ни окружающим". Этот "гнев" - показатель крайнего отчаяния, универсальное, хотя и бессильное средство самообороны для вечно загнанного в угол народа. Иррациональная, коварная, иссушающая душу и сердце, "бессмысленная и беспощадная" ненависть добрых и отзывчивых по природе людей - то качество общественной жизни, которое объединяет почти все эпохи нашей трагической истории, загадочная для мира, но непреложная и всё определяющая принадлежность национального сознания.

А люди все равно упрямо ищут крупицы радости, и безрассудная ненависть, натворив бед, обрывается в столь же безрассудную любовь - любовь здесь отчаянна, она равна состраданию. Все плотно, намертво сбито из контрастов: трофейные духи, припасенные к Новому году, - и родная всепроникающая вошь; оставшиеся от мирной жизни фильдеперсовые чулки - и продранный замасленный ватник; танго из смешного заграничного фильма "Петер" - и грузовой состав с арестантами, любовь - и сознание ее обреченности.

Выдающейся я бы назвал работу оператора Геннадия Карюка и художника Евгения Качанова. В фильме, где главный персонаж - атмосфера давно ушедшего времени, они не просто внимательны к каждой детали. Они талантливо воссоздают приметы старого, соответствующего эпохе кино с его экспрессивностью крупных планов, с резкими перепадами жесткого, слепящего света и глубокой, как рана, тени. Вместе с автором музыки Эдуардом Артемьевым они поднимают всю эту тщательно воссозданную правду быта до высот трагической фрески.

Александр Прошкин снял фильм редчайшего жанра - кинематографической трагедии. Я не знаю другой картины, где именно трагизм нашего общего времени стал бы ведущей темой и мотивом, где хаотическое переплетение человеческих судеб сложилось бы в единую, почти эпическую панораму кровоточащей, истощенной и измочаленной временем, но упрямо продолжающей жить человеческой плоти. Вся сотканная из таких деталей, проза Горенштейна сама по себе дает богатый материал для кино, и написавшей сценарий Эльге Лындиной осталось выбрать самое выразительное, предложив более емкую, но столь же многоплановую структуру рассказа. Авторам "Искупления" удалось создать исчерпывающий кинематографический образ жизни, беду и преступления которой не удалось искупить до сих пор, и не видно этому мороку конца.

Увидят ли люди этот фильм?

Попкорновые мальчики-девочки его не осилят - это ясно. Из них, по убеждению прокатчиков, и состоит наша платежеспособная зрительская масса, на них сегодня равнение. Но, теряя искусство для способных думать и чувствовать, утрачивая потребность в самопознании, поколения теряют последний шанс оставаться людьми. И вечный трагический круг замыкается, не оставляя стране надежды.

Валерий Кичин
"Российская газета"