Открытый российский фестиваль анимационного кино в Суздале — это главное событие русского анимационного календаря. На нем ежегодно собирается существенная часть профессионального сообщества, происходит отчетный показ снятых за год фильмов, а также обсуждаются проблемы русской анимации и строятся планы, как их решать. В частности, в этот раз на фестивале пройдет первый съезд недавно созданной Ассоциации анимационного кино. Что это за ассоциация, зачем она нужна аниматорам, что они будут делить на съезде — и вообще в чем проблемы российской анимации? Объясняет МАРИЯ ТЕРЕЩЕНКО.

Разговоры в Суздале из года в год все те же: не хватает денег, нужно делать ассоциацию, загибается та или иная студия, вымирает авторское кино, не развивается кино коммерческое, нет адекватной дистрибуции, система образования не отвечает потребностям… в общем, нужно объединяться, писать письма, слать телеграммы, звонить во все колокола, поскольку стране анимация нужна, и если правительство этого не понимает, то надобно объяснить.
Так бы, наверное, продолжалось еще лет -дцать, но в июне 2011 года очередное письмо (а слались они десятками — как в веерной рассылке) дошло до своего адресата. Владимир Путин внял, встретился с аниматорами и обещал помочь.
Не без усилий со стороны анимационных активистов, но некоторые обещания премьера действительно были выполнены. Правительство выделило дополнительные деньги на 2011 год — 500 млн рублей (плюс к ежегодной дотации в 300 млн) и помогло «Союзмультфильму» (списало долги, отстегнуло денег на ремонт и модернизацию, передало студии права на союзмультфильмовское наследие, которым распоряжалась раньше Объединенная государственная киноколлекция).
Вроде бы время радоваться. Ан нет. Вопреки логике все эти прекрасные события вызывают отнюдь не эйфорию, а множество новых вопросов.

Лимоны раздора
Взять хотя бы эти 500 млн. Деньги были переведены Фонду кино и доверены специальной фондовской группе по детскому кино и анимации, в которую входят руководители проекта «Смешарики» (Илья Попов и Анатолий Прохоров), режиссер Игорь Ковалев, критик Лариса Малюкова и продюсер Тимур Бекмамбетов. Деньги разделили (2/3 — на коммерческую анимацию, 1/3 — на короткометражки) и создали две экспертные комиссии. Коммерческие заявки судили дистрибуторы и представители ТВ-каналов, а короткометражки — 18 человек режиссеров, продюсеров и кинокритиков (Гарри Бардин, Константин Бронзит, Иван Максимов, Алексей Демин, Елена Чернова, Лариса Малюкова и др.). Провели конкурс, определили победителей в обеих номинациях… и тут вдруг опомнился попечительский совет фонда, который решил, что не фондовское это дело — давать деньги короткометражкам.
«Короткометражную» сумму перевели Министерству культуры РФ, туда же передали результаты голосования экспертов. Но и тут незадача — у фонда свои правила оформления заявок, у Минкульта свои. Конкурс устроили заново. Студии, подававшие заявки в фонд, в авральном порядке документы переделали, однако к ним присоединились еще и другие студии, уже с сериальным продуктом (который то ли не прошел в фонд, то ли туда вовсе не подавался). Пока собрали, пока рассмотрели — время поджимало (стояла уже поздняя осень, а оформить все нужно было до конца года), так что Министерство культуры решило не рисковать с маленькими фильмами, а распределить деньги между несколькими крупными проектами — отчасти хорошими (как «Гора самоцветов»), отчасти теми самыми, которые в фонд либо не подавались, либо не прошли.
Когда в начале декабря были опубликованы долгожданные списки победителей фондовского и минкультовского конкурсов, анимационное сообщество впало в ступор.
Первый «ах!» был связан с тем, что денег не досталось хорошим и известным режиссерам — Константину Бронзиту, Дмитрию Геллеру, Валентину Ольшвангу, Екатерине Соколовой, Владиславу Байрамгулову, Нине Бисяриной; каждый из них — лауреат и обладатель множества национальных и международных призов. И даже пять минут для фильма Ирины Литманович не пропустили (она подавала на финансирование 18-минутного фильма еще в июне, а денег тогда выдали на 13 минут, и студия подала проект на дофинансирование). Конкурс прошли только пять короткометражных фильмов (новая работа Гарри Бардина и четыре заявки «Союзмультфильма», которые, судя по оценке короткометражной экспертной комиссии Фонда кино, были чуть не самыми худшими на конкурсе).
Второй «ах!» был связан с результатами коммерческого тендера Фонда кино, в котором огромные деньги достались проектам Сергея Сельянова (что даже не обсуждается, поскольку он входит в число фондовских «мейджоров» — и 90—100 млн в его кассу никого уже не удивляют) и «Смешарикам» (что обсуждается вдвойне, поскольку руководители проекта возглавляют рабочую группу фонда). Илья Попов все старательно прокомментировал, но немногих эти ответы удовлетворили. Объясняй не объясняй, а результат налицо: денег дали на всех, а выиграли от этого в основном те, кому и так неплохо живется. Аниматоры в интернет-сообществах и личных разговорах все обсудили и нашли виноватых (коими назначены, разумеется, руководители «Смешариков» и чиновники Минкульта). Так что перед нынешним Суздальским фестивалем царит воинственный настрой — благо и Вячеслав Тельнов, и Илья Попов обещали присутствовать на фестивале.

На системе
На самом-то деле предъявлять счета отдельным персоналиям вряд ли разумно. Здесь важнее говорить в целом обо всей системе государственной поддержки аниматографа, точнее, об отсутствии в этой поддержке системности, из-за чего сводятся на нет все благие начинания.
Именно это доказала история с 500 миллионами. Главная ведь беда даже не в том, что деньги распределились «криво» — в конце концов, пряников никогда на всех не хватает, и при любой дележке остается много недовольных. Проблема в том, что за этими деньгами (как и за всеми деньгами, выдаваемыми государством) не стоят внятная программа и артикулированное пожелание, как же эти деньги должны распределиться. В лучшем случае есть какой-то условный регламент (например, Минкульт обычно оплачивает одной студии не более Х проектов в год), который не позволяет (или затрудняет) наглое хапужничество. В том же духе строятся и общественные дискуссии вокруг распределения финансов — так, положим, многие говорят о том, что не нужно поддерживать коммерческие проекты или, допустим, следует сохранить поддержку, но только на момент старта, не позволяя сериалу получать финансирование после какого-то по счету сезона.
Но и такие нормативы вряд ли изменят положение. Куда актуальнее вопрос, что для нас (как для страны и общества) сегодня важнее — укрепить уже существующие сериалы или создать новые бренды? Восстановить «Союзмультфильм» в любом виде или поощрять талантливые проекты вне зависимости от студийного грифа? Снова обрести уникальный национальный киноязык или отстроить фундамент для анимационной индустрии? Плодить бесконечных «богатырей» с «серыми волками», которые по своему идейному и художественному содержанию не выдерживают никакой критики, но зато собирают кассу и отвоевывают сегмент в прокате у американского кино, или же создавать более вдумчивые проекты, которые, может, и не получат шикарного бокс-офиса, зато помогут формированию некоего самобытного национального проекта и в этом качестве смогут быть экспортированы на международный рынок?
Государство не пытается сегодня ответить на вопрос, в чем цель государственного финансирования и какие именно процессы должно включать таинственное словосочетание «развитие анимации». И это очень показательно для политики нулевых, которая по многим пунктам сводится к вопросу о том, как раздать «нефтяные деньги», а не к целеполаганию и построению эффективных механизмов для достижения этих целей.
Как бы ни жаловались аниматоры, что денег мало, на самом деле наши дотации не так плохи. Например, в Польше государственное финансирование анимации, открытое в 2005 году, составляет порядка 3—5 млн евро в год (против наших 7 млн). Оказывается, суммы этой достаточно по крайней мере для существенного укрепления авторской анимации: в 2011 году польские мультфильмы получили невероятное количество призов (начиная с трех наград в Анси и заканчивая 11 номинациями на премию «Оскар»). У нас же финансирование никогда не прекращалось (вопреки бытующим легендам, в 1990-е гг. государство также выдавало деньги под создание анимационных фильмов), а в нулевых и вовсе достигло приличных сумм. Но ни 7 млн евро, ни 20 млн работать у нас не будут, поскольку за этими деньгами не стоит никакой культурной политики (тут сложно не согласиться с Ириной Прохоровой, которая подобные идеи озвучивала в своем ТВ-разговоре с Никитой Михалковым).
Эта политика может формироваться очень по-разному. Так, например, Канада во времена оные (в 1939 году) сделала ставку на развитие экспериментального короткого метра, создав Национальный киносовет. NFB не только находил национальные таланты, но и активно занимался аутсорсингом — в результате на студии поработали самые блестящие режиссеры мира, а некоторые из них даже остались в Канаде жить. Про национальность авторов редко кто вспоминает, а вот канадская анимация уже несколько десятков лет считается безусловным лидером в фестивальном мире. Другой пример — Франция, которая в последнее время также стала активно поддерживать анимацию. Хотя это и не говорится напрямую, но можно предположить, что французы задались целью формировать европейский анимационный мейнстрим. Они лихо взялись за развитие компьютерной анимации (и сегодня в общем не уступают американцам) и делают ставку на хорошие истории в сочетании с ярким (по-европейски обаятельным) авторским дизайном. А, например, китайцы не слишком заморачиваются на эстетике. Они стали развивать именно производственную базу — и сегодня являются основным поставщиком ряда услуг для Америки, Японии и других стран.
А вот чем могла бы стать и чем хочет стать русская анимация — вряд ли сегодня кто-нибудь может ответить.
Бизнес по-русски
Раз гора не идет к Магомету, то можно было бы и самим до горы добраться — благо аниматоры наконец зарегистрировали Ассоциацию анимационного кино (ААК), устав которой несколько дней назад был вывешен на всеобщее обозрение. Теоретически эта организация могла бы сформулировать возможную программу развития нашего анимационного кино — и опять же послать заказным письмом наверх (а вдруг повезет — и письмо опять прочитают).
Но и здесь все непросто. По сложным формальным причинам, в которых простому смертному не разобраться, ассоциация была сформирована из юридических лиц. На словах учредители ААК обещают также создать гильдию, в которую войдут обычные люди (режиссеры, художники и пр.), и даже объявили уже прием заявок, но в уставе ААК никаких обязательств по поводу гильдии не прописано, и пока ассоциация похожа на объединение именно продюсеров.
Это вызывает настороженность. Русские художники и режиссеры уже сейчас катастрофически бесправны и полностью зависят от продюсерской воли. Не потому, что анимационные продюсеры хорошо организуют производственный процесс, находят богатых инвесторов и умело занимаются продвижением проектов (многие вообще ничего подобного не делают). Просто заявки в Минкульт можно подавать тоже только юрлицам, а выигрывают в этой лотерее зачастую не хорошие проекты, а те, в которых соблюдаются замысловатые формальные требования. Иногда самой смешной ошибки достаточно, чтобы заявку сочли негодной: например, по нормам 2010 года фильм должен был делаться 12—18 месяцев, так что особо энергичные студии, которые писали в заявке, что закончат работу за полгода, пролетели с финансированием, как стражи в сапогах-скороходах из шварцевской версии «Золушки». Но даже если заявка соответствует и дело доходит до ее художественных качеств, то и тут продюсеры имеют не последнее слово. Например, в этом году экспертный совет Минкульта на треть состоял из менеджеров (еще наполовину из чиновников — и только один режиссер был допущен к рассмотрению проектов).
В ситуации свободного рынка главенство продюсеров не плохо: именно они собирают информацию о «заказе» публики и разворачивают замкнутых на творчество режиссеров в сторону зрителя. Только в России-то ситуация строится иначе. Наиболее простая и выгодная сегодня бизнес-стратегия заключается в том, чтобы получить государственные деньги и организовать на них максимально дешевое производство (сэкономив, например, на сценарии, работе режиссера, музыке и мультипликате). Конечно, не все продюсеры (и даже не многие) идут по этому пути (а есть и те, кто вообще делает кино без господдержки), но вопрос ведь не в личной добросовестности — а опять же в системе, которая на сегодняшний день дает карт-бланш для любого рода злоупотреблений государственной помощью.
Если делами в Ассоциации анимационного кино будут заправлять именно продюсеры, то велики шансы, что ассоциация станет эффективным механизмом выколачивания из государства денег (и дополнительных бизнес-возможностей). По-своему это неплохо. Но не всем аниматорам достаточно просто денег.
Господдержка без соцзаказа
За разговорами о финансовых проблемах, которыми занято сообщество, зачастую скрывается тревога куда более тонкого свойства, связанная и с общим падением уровня нашей анимации (по сравнению с 1970-ми), и — еще более — с отсутствием отчетливого понимания «социального заказа». Если в советское время «заказ» спускался от государства, а в устойчивом капиталистическом формате (например, в Америке) он сканируется при помощи фокус-групп и маркетинговых исследований, то здесь и сейчас художнику крайне сложно понять, чего же ждет от него зритель.
С одной стороны, есть четко артикулированное интернет-высказывание: делайте как Pixar и DreamWorks. Но ТАК мы не можем. И дело тут не столько в таланте, сколько опять же в системе: мы не можем тратить на фильм 150 млн долларов, у нас во всей стране не найдется столько специалистов, чтобы снять одного «Шрека», у нас нет достаточно развитого маркетинга, чтобы убедиться в надежности каждого героя и каждой идеи, и нет исторического опыта (в том числе технологического), который лежит в фундаменте этих киностудий. Если мы пытаемся ориентироваться на американские образцы, то получаются у нас в лучшем случае «богатыри», которые имеют, конечно, прокатный успех, но вызывают при этом глубокое неприятие у большинства культурных людей.
С другой стороны слышится: делайте как в СССР. Но ТАК мы тоже не можем. Дело даже не в том, что тогда была опять же система (большая студия, худсовет, цензура, медленное и постепенное обучение специалистов), и не в том, что те форматы неудобны для современного рынка и могут прокатываться только за счет госдавления. А в том, что главное достоинство тех мультфильмов — их успокоительная доброта — сегодня уже неповторимо. Художник живет в том же мире, что и зритель, и если жизнь любого человека сегодня полна тревог и волнений, то и режиссер не может искренне верить в уютный мир, где послушание (кому?) и благонравие обеспечат зрителю полную безопасность.
Как тут не растеряться? Ведь, в сущности, даже с успешными проектами сложно понять, действительно ли они популярны или их слава возникает на некотором безрыбье от общей нужды в современных русских мультфильмах (а эта нужда чувствуется как раз довольно отчетливо). И далее: даже если успех того же «Ивана-царевича и Серого Волка» настоящий, то в чем именно его причина? В юморе в духе стендап-комедии (который можно наложить и на более изящный проект) или в разрушительной демотивации, которую транслирует этот мультфильм (авторы «Мельницы» так удивительно снимают русские сказки, что в них не остается ни одной положительной фигуры или идеи).
Одним словом, сегодня анимационному сообществу какие-то ориентиры нужны не меньше, чем дополнительное финансирование. И, пожалуй, многие хотели бы от ассоциации, чтобы она в качестве коллективного разума предложила (раз уж государство не может) какой-то план действий и наметила какие-то цели для всего сообщества.
Получится ли это у ААК, отчасти зависит и от того, как сложится разговор на нынешнем Суздальском фестивале. Сумеют ли сообщества сосредоточиться на главном или собьются на конфликты вокруг двух минувших конкурсов, смогут ли достаточно четко и открыто сформулировать, чего они ждут от руководителей ассоциации, договорятся ли наконец друг с другом относительно приоритетов. Если да, то минувший год может стать действительно поворотной точкой в истории современной русской анимации. А если нет, то можно будет утешиться очередным фильмом от Сельянова и признать вместе с создателями, что так было, так будет — и лучше даже не рыпаться, а то сусликом станешь.
В процессе подготовки данного материала Мария Терещенко обратилась в Министерство культуры РФ за комментариями по поводу прошедшего в декабре конкурса на финансирование анимации. Согласно установленной процедуре от OPENSPACE.RU был написан запрос на интервью с начальником отдела производства и проката неигровых и анимационных фильмов Еленой Кирилловной Мневой, где были приблизительно обозначены вопросы, которые могут прозвучать в ходе этой беседы.
Директор департамента государственной поддержки кинематографии Вячеслав Николаевич Тельнов предпочел дать письменный ответ, поэтому мы отдельно публикуем вопросы, а здесь — письмо из Министерства культуры РФ в отсканированном виде (чтобы избежать даже минимальных искажений, нежелательность которых г-н Тельнов отдельно обговаривает).
Вопросы:
В декабре 2011 года были обнародованы результаты конкурса на государственную поддержку анимационных проектов. Как получилось, что не были выделены деньги ведущим мастерам русского анимационного кино — номинированному на «Оскар» Константину Бронзиту, а также Дмитрию Геллеру, Валентину Ольшвангу, Екатерине Соколовой, Владиславу Байрамгулову? Проекты этих режиссеров не были хороши, по оценке экспертов?
Как получилось, что деньги были выделены компании «Продюсерский центр “Эра Водолея-2001”», несмотря на то что эта компания, неоднократно получавшая государственное финансирование под разные анимационные проекты, пока что не представила обществу ни одного готового мультфильма? (Студия получала финансирование под полнометражные фильмы «Сапсан» и «Последний сказочный герой», а также под сериал «Трое». Первый должен был выйти еще в 2008 году. По приблизительным оценкам, за предыдущие годы студия получила на производство анимационного кино более 25 млн рублей.)
Фонд кино провел большое экспертное голосование (в нем приняли участие 18 экспертов) по короткометражным проектам. Учитывались ли результаты этого голосования? Если да, то почему выделенные экспертами проекты («Бобок», «Сказки “Детского мира”», «Падчерица и черт» и пр.) не получили финансирования, зато его получили некоторые заявки, которые фондовскими экспертами были оценены как очень плохие («Чертик на заборе», «Привередливая мышка»)?
Скажите, пожалуйста, вы видели сериал «Новые, никому не известные приключения барона Мюнхгаузена»? Если да, то как лично вы его оцениваете? Раньше информация по экспертному голосованию Минкульта была публична. Если до сих пор эта информация не закрыта, можно ли узнать, кто именно из экспертов оценивал этот проект и как они его оценили?
По какому принципу набирается экспертная комиссия для конкурса Министерства культуры? Как удается избежать конфликта интересов, учитывая, что представленные в комиссии продюсеры лично заинтересованы в финансировании тех или иных заявок? Как получилось, что в нынешнем совете не было уважаемых мастеров анимации и киноведов, зато были четыре менеджера (то есть продюсера), из которых только одного можно считать действительно киноэкспертом и человеком, имеющим глубокие познания и широкую эрудицию в области анимации?
(В ответном письме возникает вопрос, кого я имела в виду. Ответ очевиден — Ирину Марголину, которая является не только анимационным продюсером и сценаристом, но также и автором больших документальных циклов про анимацию. Моя фраза ничуть не умаляет профессионализма остальных продюсеров: продюсер может быть хорош в своем деле, но при этом не иметь обширных и глубоких киноведческих познаний. По моим представлениям, в комиссии, проводящей экспертную оценку проектов, недостаточно одного человека, который бы демонстрировал фундаментальные познания в области истории русской и зарубежной анимации, а также их современности.)
Из заявлений Фонда кино возникало ощущение, что между фондом и Минкультом существует договоренность: фонд финансирует коммерческие проекты, а Минкульт — короткометражную анимацию и альманахи, не имеющие коммерческих задач. Так ли это? Если да, то можно ли сказать, что сериал «Белка и Стрелка» — это проект, который не ставит перед собой коммерческих задач? Если нет, то не могли бы вы объяснить, какова позиция министерства в создавшейся ситуации, когда деньги на анимацию распределяются из двух источников (если в дальнейшем фонд будет проводить конкурсы на коммерческие проекты, будет ли Минкульт делать акцент на некоммерческие или будет принимать и рассматривать любые проекты вне зависимости от деятельности фонда. Если последнее, то может ли сложиться такая ситуация, что проект будет профинансирован и от Минкульта, и от фонда)?
Каким образом студии отчитываются о завершении фильма? Существует ли какая-то экспертная комиссия, оценивающая, насколько фильм удовлетворяет хотя бы минимальным требованиям по качеству? И если фильм не удовлетворяет, то принимаются ли какие-то меры по отношению к студии, которая злоупотребила государственными деньгами и создала некачественный продукт (положим, штраф или хотя бы запрет на подачу дальнейших заявок)? Является ли информация о сдаче фильмов публичной и открытой? Если да, то где ее можно получить? Если нет, то почему?
Существуют ли какие-то нормативы, обязывающие студию, создавшую кино на государственные деньги, впоследствии показывать свой проект (например, в обязательном порядке подавать его на селекцию российских фестивалей)? Если их нет, то почему (Минкульт не считает, что студии обязаны отчитываться перед обществом за государственные деньги, или просто не имеет рычагов, чтобы обязать их это делать)? Я слежу уже несколько лет за результатами конкурсов, с одной стороны, и за тем анимационным кино, которое появляется в прокате и на фестивалях. Довольно регулярно складывается такая ситуация, что некая неизвестная мне студия получает деньги, однако ее кино так нигде и не появляется.
Кто регламентирует порядок проведения анимационных конкурсов в Министерстве культуры? Планирует ли министерство в ближайшие годы что-то менять (добиваться изменений) в данном регламенте или вы считаете существующий порядок максимально эффективным в сегодняшней ситуации?
Можете ли вы рассказать о целях и приоритетах проведения конкурсов (в предельно конкретных и понятных для читателя формулировках)? Стремитесь ли вы, чтобы российское авторское кино выглядело престижно на мировых фестивалях? Или главное для вас — чтобы создавался хороший продукт для детей, который мог бы конкурировать с зарубежным? Или чтобы создавались воспитательные фильмы — пусть даже они будут интересны не очень большому количеству детей и их родителей, но зато будут нести прекрасное, доброе и вечное? Или основная идея в том, чтобы вкладывать деньги в анимационный бизнес? Или в том, чтобы подкармливать бедных художников, сохраняя некий статус-кво до лучших времен? Если существует несколько приоритетов, то не могли бы вы расставить их в определенной последовательности — от более важных к менее важным?

Мария Терещенко, OpenSpace