К юбилею автора «Мимино» ТВ расстаралось: ретроспектива художественных фильмов, документальные ленты, передачи, посвященные имениннику… Это здорово, это правильно, это рейтингово. Но слишком дежурно и, в общем, получилось стандартно.
…У нас немного в кино комедиографов, кто воспринимается отдельно.
Ну, Леонид Гайдай… Он отстроил своего рода Парк Культуры и Отдыха с аттракционами, гэгами, кривыми зеркалами, с галопирующими погонями, с сюжетными сальто-мортале, с уморительными персонажами-масками, коим то там, то здесь ставятся памятники. Так что легко предположить: вот-вот где-нибудь соорудят что-то вроде Диснейленда по мотивам фильмов Гайдая… И будет у нас Гайдайленд.        
Ну, Эльдар Рязанов… Он создал свой мелокомедийный мир, живущий по своим сентиментальным законам.
Ну, Марк Захаров, освоивший и обживший иронично-сказочное пространство Евгения Шварца и Григория Горина…
Кто там еще?
Правильно: Георгий Данелия.
У него своя суверенная территория, эстетические границы которой для каждого мало-мальски чуткого зрителя осязаемы. Но и не на замке.
Границы отчетливы, но при этом открыты. Никаких виз, страховок, образовательных дипломов, справок о наличии чувства юмора и прочих формальностей для их пересечения не надо.  
Есть, правда, пара неписаных предостережений со стороны Властителя дум и чувств зрителей, вступивших на эту территорию.
Одно касается ее жанровой неопределенности. Он просит не считать свои фильмы комедиями. И речь не только, скажем, о такой картине, как «Осенний марафон», но и о такой ленте, как «Я шагаю по Москве».
Георгий Николаевич не считает свои кинофантазии комедиями с той же категоричностью, с какой Антон Павлович называл свои драматические создания с трагическими обертонами, комедиями.
В одном из интервью автор «Я шагаю по Москве» поведал, как ему нахлобучили жанровую шапку.
-- Что это такое? – недоумевал директор «Мосфильма», посмотрев прогулку юного Никиты Михалкова, способного развести руками чужие беды.
-- Комедия,-- ляпнул автор.
-- Почему не смешно?
-- Потому, что это лирическая комедия.
-- Тогда так и напишите: «Лирическая комедия».
Так и написали в титрах, чтобы зритель ничего не подумал другого.
Вообще, под грифом «комедия» многое было позволено, но главное, что побудило Данелию в дальнейшем именовать свои картины комедиями, так это голый прагматизм. Под сей несерьезный жанр давалось больше денег и пленки.    
Под грифом «комедия» можно было шутить иногда и над советской властью, что и попытался сделать Данелия в «33».
Шутка до конца не удалась. Ему ничего такого не было за нее от власти. Просто картины на какое-то время не стало, словно ее и не было – она пролежала на полке около 20-ти лет. А когда очнулась от летаргии, обнаружила, что поезд режима, под завязку груженого манией собственного  величия, ушел, и забавные приметы былого времени кажутся засохшими листьями в альбомном гербарии.
…Другое предостережение можно найти в его книжке «Безбилетный пассажир». Автор предпослал ей эпиграф из Марка Твена:
«Лица, которые попытаются найти в этом повествовании мотив, будут отданы под суд; лица, которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы; лица, которые попытаются найти в нем сюжет, будут расстреляны».
Теми же словами Данелия мог бы предварить едва ли не каждый свой фильм.
Его фильмы – жизнь в своей открытой непосредственности, естественности, человечности… А кинокритики и публицисты, пытающиеся извлечь из его фильмов мораль, принципы и логику повествования, и впрямь заслуживают суда, ссылки и расстрела без суда и следствия.    
В самом деле, грешно приспосабливать его истории к поучениям, делать из них назидательные выводы, строить на них умозрительные концепции. Сам Данелия только однажды позволил себе совет, который мог бы стать одиннадцатой заповедью – «Не горюй», которой, впрочем, не всегда следовал – см. фильм «Слезы капали».
Но и уныние, которое, как известно, самый большой грех, он всегда преодолевал.
Преодолевал насмешкой, иронией и просто философским отношением к жизни.
…Сказки, которые Георгий Данелия рассказывал сыну Коле, когда он был маленьким, всегда кончались хорошо. В том числе и для злодеев – для Злого Великана, для Бабы-Яги, для Карабаса-Барабаса… Это было требование ребенка. Все они обязаны были стать добрыми.
Так все без исключения сказочные персонажи образовали цепочку Добра.
В этой цепи оказались и фильмы самого Данелия, начиная  с «Сережи» и кончая густонаселенными книжками «Безбилетный пассажир», «Тостуемый пьет до дна».
И вот тут, рискуя быть осужденным, сосланным и расстрелянным, скажу одну концептуальную вещь. Данелия не боролся и не борется со злом; он его выносит за скобки действительности. Как не боролся с советской властью после печального опыта «33»; он ее тоже держал за скобками своего сознания жизни и своих фильмов. Она ему была неинтересна. Как не интересна ему и сегодняшняя власть.
Интересно ему и вчера, сегодня – людское общежитие. Потому, наверное, нам снова и снова интересны его фильмы. А проблемы?..
Ну, что проблемы… Была одна (и есть) для Данелии -- это проблема некоммуникабельности. Вот ее впервые для себя он очень остро прочувствовал в конце 70-х и выразил в «Афоне».
Тогда в среде советской интеллигенции стали модными разговоры об ослаблении товарищеской общности. Интеллигентские настроения передались слесарю-водопроводчику Афоне Борщову, которому, к слову сказать, этой самой коммуникабельности было не занимать – был бы рубль в кармане, приятель Федул с бутылкой и кто-нибудь третий со своим рублем. Но и он испытал что-то вроде сердечной недостаточности в отношениях с окружающим его человечеством.
Пример глобальной и проникновенной коммуникабельности Данелия дает в одном из самых светлых своих фильмов -- «Мимино». Это кино о человеке, оторвавшемся от дома, облетевшем мир, повязавшим всех, кого встретил, дружбой, и вернувшемся домой.
А «Осенний марафон» -- пример тотального взаимонепонимания, когда отношения с друзьями, приятелями, любимыми только и делают, что рвутся.
Самая драматичная его картина – «Слезы капали». Потому что осколок злого троллевского зеркала попал его герою в глаз. И зла ему стало не хватать. Он все стал видеть в превратном свете. Надо было выплакать зло. И за кадром звучит щемящая песня на слова Шпаликова:
«Людей теряют только раз,
И, след теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернем
И праздник для него устроим...».
***
В фильме он сам ее спел, лично от себя, от души…
Все-таки, не зря Данелия не соглашается на нишу комедиографа. Он прав. Он – один из немногих в нашем кино, кого можно назвать философом.
В каком-то смысле он сродни Тарковскому. И у Данелии есть своя планета в космосе. Только называется она не «Солярис», а «Кин-дза-дза», которая его и по сей день не отпускает. Скоро выйдет ее мультипликационное продолжение.
…Только люди с большим чувством юмора в России могут быть серьезными философами. И только философы способны на протяжении всей жизни оставаться искренними юмористами.
Один живой пример – одессит Жванецкий. Другой – московский грузин (или грузинский москвич?) Георгий Данелия.