Интервью для OPENSPACE.RU подготовила Мария Кувшинова.

   
  М.К: На протяжении почти всей постсоветской истории предпринимаются попытки как-то реформировать кинематограф, как-то запустить индустрию, но ничего пока не получается…

  А.Г:Начнем с того, что вообще никто не понимает, что такое русское кино. В России нет честной статистики посещаемости залов. В России 80 процентов доходов идет пиратам. В России 50 процентов прибыли от проката забирают кинотеатры. В России немного телеканалов, которые могут что-то покупать. Мы живем на территории, которая укрыта многометровым слоем снега, и вот что под этим снегом – никто не понимает. Что под ним? Может быть, озеро? Или залежи золота? Там может быть все, что угодно. Будем называть вещи своими именами: огромное количество заводов, выпускающих контрафактные диски, принадлежали правоохранительным органам. С ними никто не боролся. Может быть, если убрать снег, индустрия будет прекрасно существовать и без господдержки? Я знаю, что говорю банальные вещи, но мы существуем в абсолютно парадоксальной ситуации, когда наше кино в производстве дорого – дороже, чем в Европе; когда нам отрезаны все пути для выхода на окупаемость, в том числе и DVD. О чем идет речь? Речь идет о том, что нужны правила игры. Если мы играем в господдержку, давайте делать честный конкурс. Если мы не играем в господдержку, давайте тогда боритесь с пиратством, чтобы все существовали в одинаковых условиях: кто выживет, тот выживет. Это правильный и честный вариант.

  – Компании-деньгополучатели, которые попали в новый фонд, это же не самозванцы какие-то. Там известные на рынке продюсеры.

  – Многие компании, которые вошли в восьмерку, существовали много лет – пятнадцать, двадцать, получая огромные дотации от государства. Что помешало части русских продюсеров, которые любят выступать по телевизору и производить некий шум, стать новыми Брукхаймерами? Что им помешало выйти в прокат во всем мире? Критерием должна быть прибыль. Но прибыли ничего не приносит – ни «коммерческое» кино, ни арт. Дальше начался кризис. К этому времени все те же фигуранты, которые присутствуют в списке мейджоров, колоссально надули бюджеты. Все начали снимать крупнобюджетные фильмы, ничего не окупилось, у всех долги – поэтому надо задушить конкурентов. Никто же не посмотрит очередной исторический блокбастер о триумфе русского оружия над печенегами, условно говоря.

  Дальше история про экспертизу. Она такая же нечестная, как все, что происходит вокруг. Мы живем в фантасмагории. Исследование, на котором базируются решения, очень неточное. Оно заранее подогнано под результат. Изначально история была благородная – поддержать коммерческое кино, чтобы значительная часть средств, которая была потрачена государством, начала возвращаться. Все это превратилось в стыдную вещь. Была разработана система баллов (баллы студиям начислялись по нескольким параметрам, в том числе за участие в международных фестивалях, за телевизионные рейтинги. – OS). Но в экспертизе были заложены абсолютно намеренные системные ошибки. По какой-то непонятной причине произошло… назовем это обман. Считали баллы фильма, например «Возвращение», – забыли второго «Золотого льва» (за лучший дебют. – OS). И вроде бы из-за такой мелочи компания «Рен-фильм» недобрала баллов и не получила деньги, а получила компания Art Pictures. Вообще не посчитали призера венецианcкой программы «Горизонты» Алексея Федорченко. Не посчитали каннский приз ФИПРЕССИ Сокурову и т.д. Не посчитали фильм «Гарпастум», который участвовал в конкурсе Венецианского фестиваля. Зато посчитали фильм «Персона нон грата» Кшиштофа Занусси, как фильм производства компании «ТриТэ» и т.д. То же самое с телевидением: указан рейтинг, но не указано количество показов. Цифры – левые. Компания Movie Research, которая занималась анализом для правительства, давно и тесно связана с частью компаний, которые выиграли конкурс. Зимбабве.

  Нет того, нет сего – гадание на кофейной гуще.

  Если мы хотим играть честно, то почему существует специальное допущение в исследовании? Я все время задаю один и тот же вопрос: почему, собственно говоря, те люди, которые прекрасно знают ситуацию и вхожи в фонд, не обратили на это внимания? Все же знают, что у Звягинцева было два «Золотых льва». Михалков не знал? «Ой, мы ошиблись, у нас не очень хорошее исследование, мы сейчас выделим на три года по двести пятьдесят миллионов рублей, а потом пересчитаем». Почему люди, которые сняли хуеву тучу фильмов, не смогли построить ни одной рентабельной компании, кроме Эрнста с Максимовым? Почему в рейтинге учитываются только кассовые сборы, даже если фильм стоил $30 млн, а собрал $15? Понятно, что так везде, непонятно только шизофреническое удивление государства, когда людей такое положение дел не устраивает. Власть удивляется: «Мы вас так любим, а вы…». Видимо, для государства главная цель – благосостояние Михалкова. А что хорошие, молодые, успешные кинокомпании погибнут – пофигу.

  – Интересно, если бы Эрнст и Максимов платили живые деньги на рекламу своих фильмов на «Первом канале», была бы их компания рентабельной? Как вообще считать рентабельность, если все непрозрачно?

   – Не знаю. Делайте тогда открытое обсуждение. Мне кажется несправедливым вот что: был Минкульт. Плохой, хороший. Кто-то говорит – давал откаты, я откатов не давал. Когда они начали выделять деньги на дебюты, был колоссальный вал критики со стороны известных режиссеров: «Зачем вы даете деньги молодым, когда надо поддерживать старых?» Минкульт это давление выдержал – в итоге появились Боря Хлебников, Леша Попогребский, Бакур Бакурадзе, Хомерики Коля и так далее…

  – Но ведь в Минкульте и сейчас хотят оставить деньги на дебюты.

   – На этот год, и до сих пор непонятно сколько. В следующем году может быть секвестирование бюджета.


   – Говорят, что у уже существующего экспертного совета, состоящего из людей вроде Елены Ямпольской...

  – Все, кто славят фильм «Утомленные солнцем», распределяют деньги. Те, кому фильм не нравится, к деньгам не допускаются.

  – Да. Так вот, говорят, что у них был недобор по заявкам. Никто локтями не толкается на самом деле.

  – Нужен открытый конкурс проектов.

  – Если у вас есть хорошая идея и вы придете с ней, например, к Сергею Сельянову, разве он вас не запустит?

 – Хорошо, у меня есть идея, я верю, что она соберет деньги. Какие у меня пути? Искать инвесторские деньги? Сейчас никто с кино связываться не хочет, между прочим – после «Обитаемого острова». Потеряна вера в то, что здесь может быть что-то хорошее. Я приду к условному Сельянову, он скажет: «Я тебе даю два миллиона долларов». Я должен ему что-то отдать – телеправа, права на DVD, международные права. Зачем мне это надо? Я сниму фильм по своей идее, которую, может быть, исказят, потеряю управляемость проекта и стану наемным сотрудником. Я вот верю, что могу продать свой мобильный телефон за сто рублей. А мне говорят: «Обратитесь к Сереже, он даст вам 30 рублей и дальше сам продаст его за сто». Это как бизнес не будет работать.

  – Многие из продюсеров до сих пор думают, что смогут производить российский мейнстрим – среднебюджетное кино, которое будет окупаться.

  – Нет у нас мейнстрима и не будет. Сплошная торговля воздухом. Сельянов говорит, нужно три года на создание фильмов в рамках нового фонда. То есть примерно в одно и то же время все эти компании выпустят от 16 до 24 новых фильмов. Это бред. В России нет столько экранов, чтобы они могли собрать деньги.

  У нас действительно как-то существует арт-кино. Сложно, но существует. Все это его разрушает. Не работают никакие механизмы вертикальных, горизонтальных, каких угодно связей. Киносообщество превратилось в неприятных бубнящих карликов. Где-то ходит огромный Гулливер, который ест ножку ягненка, а под его ногами кусаются, бьют друг друга палками, тыкают зубочистками карлики, которые едят мышь. И мне физически это неприятно.

  – Все это упирается в вопрос культурной политики, которой нет.

   – Ее нет. Через три года на международных фестивалях не будет ни одного русского фильма, потому что всех загоняют в тупик. В свое время по советскому телевидению я видел репортаж о том, как «Москвич» решил участвовать в «Формуле-1», клянусь. Конечно, он никогда в ней не участвовал. Я не хочу жить и работать в плохой копии советского автозавода, который ничего не выпускает, но все время назначает каких-то людей, которые рассказывают, как они сейчас сделают болид «Формулы-1».

  Почему не поехал на «Кинотавр»? Меня тошнит. Я хочу, чтобы было поколение хороших режиссеров, из которых через пять лет получатся великолепные. Я хочу приходить в «Жан-Жак» и видеть условного Хомерики, который занимается тем, что ему интересно. Потом мы будем соревноваться, он меня будет ревновать к успехам, я его буду ревновать, мы будем сталкиваться на фестивалях. Это и есть культурная жизнь.

  – У нового, альтернативного михалковскому КиноСоюза, в который вы вошли, есть какая-то позитивная программа?

  – Так или иначе, должно быть сообщество людей, которые говорят в один голос: «Это не будет работать». Я считаю, что новый КиноСоюз может существовать при двух условиях. Если он будет реально защищать кинематографистов, что произойдет не скоро. И второе: нужно, чтобы в него поверили. И первый шаг для того, чтобы в него поверили, был сделан: они вывесили на открытое обсуждение свой устав. Еще одно достижение КиноСоюза: они сразу заявили, что не собираются делить недвижимость, пусть она остается Никите Сергеевичу. Он за нее волнуется невероятно.

  Люди должны иметь право состоять в профсоюзе и отстаивать свои права. У меня осталось много друзей из ВГИКа, они сейчас превратились в обугленные головешки. С ними делают все, что хотят. Мой товарищ, чей блокбастер скоро выйдет, рассказывает: «Сначала спиздили полбюджета, потом всё изуродовали». Нужна юридическая защита, защита от произвола, от воровства бесконечного.

  Эту новую организацию – ее ведь уже мочат. Ямпольская в «Известиях» уже спрашивает: «А правда, что там много людей, которые поддерживали Грузию в войне?»

  Мы хотим попытаться создать хотя бы подобие нормальной истории.

  Я не хочу лизать ботинки. Не хочу. Российское кино стало посмешищем. Любого нормального человека от кинематографистов тошнит. Меня самого от себя тошнит. Нахера я занимаюсь этой профессией? Когда мы пришли, мы во что-то верили. Чего-то хотели, чего-то добились. Но это никому не нужно. Тот микроклимат из талантливых людей, который создался в стране, он ломается.

  – Но ведь мы в России живем, у нас так принято, чего вы удивляетесь?

  – Да, это часть культуры. Да, это часть системы. Но это не означает, что об этом не надо говорить. Я все время вспоминаю моего отца. Когда закрыли «Лапшина», дома не было денег, мы поехали на дачу, дедушкину. Была зима, папе никто не звонил. У родителей серьезная депрессия, они развлекаются тем, что возят меня по дороге на финских санках. Я помню бесконечные обсуждения: что сказал такой чиновник, что сказал другой… Прошло тридцать лет – все то же самое. Предпринимается попытка воссоздать советскую систему. Но советская система существовала в закрытом рынке. Так не выйдет.

  Я недавно сказал на одном из телеканалов фразу, ее убрали: в России за год регистрируется в три раза меньше патентов, чем у китайской компании, которая производит мобильные телефоны. То же самое со спортом, то же самое с культурой. Идет соревнование чиновников с чиновниками.

  Я знаю, что это Россия. Я знаю, как это все устроено, что так из века в век. Но давайте попробуем. Дайте нам возможность, не душите. Надо же идти вперед. Уже пора.

  – Ситуация, в общем, ясна. У нас не должно быть ни одного непоротого поколения.

– Совершенно верно. Моя мама всегда говорит то же самое. В России не может быть ни одного непоротого поколения. Глупо. Ведь порют тех, у кого получается.

ИСТОЧНИК: http://www.openspace.ru/cinema/events/details/17620/