К. ЛАРИНА: Добрый день. В студии ведущая Ксения Ларина. Мы начинаем программу «Культурный шок». Сегодня наша программа вновь посвящена судьбе российского кинематографа, поскольку очень сильно озаботилось государство жизнеспособностью этой отрасли. В прошлый раз мы говорили об инициативе квотирования российского кино, а сегодня мы обращаемся к новой теме, которую нам подкидывает Союз кинематографистов РФ, - этическая хартия кинематографистов. Висит проект этой хартии на сайте Министерства культуры, он открыт для обсуждения. И сегодня наша тема сформулирована благодаря моему коллеге Леониду Павлючику, подзаголовок его статьи в газете «Труд» - «Поможет ли российскому кино этическая хартия?» В студии Леонид Павлючик. Здравствуйте, Леня.

Л. ПАВЛЮЧИК: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: В студии Борис Хлебников – кинорежиссер. Здравствуйте, Боря.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: И здесь Андрей Сергеевич Смирнов, он не нуждается в представлении. Андрей Сергеевич, здравствуйте.

А. СМИРНОВ: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Теперь по поводу хартии. Не могу не процитировать, чтобы наши люди, которые нечасто залезают на сайт Министерства культуры, понимали, о чем идет речь. Я не буду всё цитировать, но есть некоторые пункты, которые вам многое объяснят. Например, тематические приоритеты кинематографистов. Т.е. про что предлагается снимать действующим кинорежиссерам. «Раскрытие сложности и богатства духовного мира человека. Создание фильмов для детей и юношества, служащих просветительским и воспитательным целям. Обращение к историческим сюжетам, судьбам выдающихся исторических личностей и деятелей культуры, науки и искусства. Развитие гражданских и патриотических чувств, любви к Отечеству и его многовековым традициям. Ориентация на семейные ценности, ответственное воспитание детей, преемственность поколений. Обращение к социально значимым проблемам и темам. Отражение этнического, культурного и религиозного многообразия людей».

Дальше. Опять же не всё цитирую, а некоторые пункты. «Этические нормы и принципы кинематографистов. Созданием и демонстрацией кинопроизведений не наносить вред фундаментальным устоям и безопасности общества. В своей деятельности руководствоваться высокими художественными, этическими и эстетическими идеалами. Взвешенно соотносить зрелищность и развлекательность фильмов с их духовным наполнением и общественным значением. Не оправдывать профессиональную и художественную слабость произведения, ссылаясь на его тематическую значимость. Осознанно и с уважением относится к традициям, истории и символике Отечества; бережно относится к историческим фактам и биографиям выдающихся людей, избегая грубых искажений и нарушений в угоду сиюминутной моде. Не допускать неподобающего, оскорбительного использования религиозных и священных символов. Способствовать воспитанию чувства патриотизма и любви к Отечеству, особенно у молодого поколения. Поддерживать в кинематографических произведениях идеи соборности, коллективизма, нестяжательства и других гуманистических традиций. Противостоять пропаганде терроризма, экстремизма, сепаратизма и расовой нетерпимости. Не допускать романтизации суицида и смерти в рамках субкультур и тоталитарных сект. Нести внутреннюю ответственность перед собой и обществом за выбор тем и методов их воплощения, без крайней художественной и идейной необходимости не демонстрировать в кинопроизведениях нарушения законодательства РФ; сцены жестокости, насилия, агрессии, порнографии, употребления алкоголя, табака и наркотиков; не использовать ненормативную лексику».

Я уж устала. Боря слушает с большим интересом. Давайте тогда к молодому поколению обратимся сразу. Боря, вы впервые это всё слышите, или ознакомились?

Б. ХЛЕБНИКОВ: Я впервые слышу.

К. ЛАРИНА: Мы заодно просветили вас

Б. ХЛЕБНИКОВ: Вы закончили на ненормативной лексике. Как раз ее и хочется сейчас включить в эфир. Я даже не знаю, что сказать. Я не думаю, что кино – это самое важное искусство. Слава богу, пока книжки мало народу читает, поэтому за них не взялись. Мне кажется, в этом во всем самое страшное, что как мы не осознали, что такое Сталин, как мы не осознали, что такое афганская война, как мы не осознали, что такое Чечня, вот так мы это всё и не осознаем. С такими историями мы не осознаем вообще ничего, что с нами происходило, что с нами происходит: что была перестройка, что сейчас происходит. Это сделано для того, чтобы мы оставались абсолютно неосознанным обществом.

К. ЛАРИНА: Если резюмировать то, что вы говорите, можно квалифицировать этот документ, те выдержки, которые я прочитала, как попытку введения цензуры.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Это попытка введения цензуры. Я помню, год назад нас с Попогребским, с Кириллом Серебренниковым, еще с кем-то пригласили на «Дождь», и там была полуторачасовой эфир – нужна ли цензура. Я пришел и сказал: зачем нам для этого полтора часа? Просто собрались, сказали – нет, не нужна. И разошлись. На это нужно 5 секунд. А мы разговаривали про это полтора часа. А еще лет 10 назад это было просто невозможно. Всем было понятно, что не нужна она никому.

Л. ПАВЛЮЧИК: Поделюсь своим горьким опытом. Я вывесил свою статью в FaceBook, и я был потрясен, что очень многие люди – мои коллеги, режиссеры, критики – поддержали – «я за цензуру, цензура нужна». В том числе один режиссер и сценарист, фильм которого можно изрезать благодаря этому документу. Потому что там есть сцены с матерной лексикой, там герой выпивает, там любовь между взрослым человеком и школьницей. И эту картину благодаря этому манифесту можно искромсать. И автор сценария говорит, что «да, я за цензуру».

А. СМИРНОВ: А это, как я понимаю, лучший фильм нынешнего года, фильм Велединского «Географ глобус пропил».

Л. ПАВЛЮЧИК: Конечно, этот документ ужасает. В старину было такое выражение - лакировка действительности. И вот эта хартия призывает к этой самой лакировке действительности: никаких реальных проблем сегодняшнего дня, никаких проблем в нашем прошлом, а такой гладкий, гламурный подход, всё у нас было хорошо. Ребята, я заглянул в статистику, готовясь к этой передаче. Первое место в мире по числу брошенных детей в России. От водки в год погибает 70 тысяч человек. 15 литров чистого спирта на душу населения, притом что 8 литров – это уже угроза выживания нации. Потребление наркотиков в России больше, чем во всей Европе, и больше, чем в Китае, в котором в 10 раз больше население, чем у нас. И при этой страшной статистике, когда художник должен, говоря словом Герцена, кричать от общественной боли, нас призывают делать лакированное, гламурное кино, создавать позитивный образ России. Вот к чему зовет эта хартия. А по большому счету она зовет к цензуре. И ориентация этой хартии на пресловутый кодекс Хейса, который был цензурным документом…

К. ЛАРИНА: Вот тут надо объяснить, что это такое.

Л. ПАВЛЮЧИК: Рассказываю. В 30-е годы под давлением консервативных религиозных кругов был принят так называемый кодекс Хейса, где было градуировано всё, что мог и не мог снимать режиссер. Он не мог снимать любовь вне брака, он не мог снимать любовь между черным и белой женщиной, он не мог делать намеки на гомосексуальные отношения, нельзя было изображать священника в негативном или смешном виде, нельзя было показывать труп, нельзя было показывать внутреннюю сторону бедра, нельзя было показывать обнаженный женский бюст, и совсем уж смешно - нельзя было показывать кружевное дамское белье. Вот что такое кодекс Хейса, на который нас призывают ориентироваться.

Весь Голливуд вспоминает этот кодекс Хейса с содроганием. Этот кодекс Хейса убивал фильмы Чаплина, он убивал «Касабланку», фильм заставляли перемонтировать, потому что там был намек на то, что есть любовные отношения между героями, а они не состоят в браке. И режиссер должен был перемонтировать картину, чтобы спрятать это. Смешно, но даже фильм про Тарзана выходил благодаря кодексу Хейса с большими трудностями, потому что там обнаженный торс этого маугли. А у него отношения с белой женщиной. Как так? Вот что такое кодекс Хейса. И нас сейчас призывают к этому вернуться.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Чаплин и Орсон Уэллс были вынуждены уехать из страны. Их просто выставили из страны.

А. СМИРНОВ: Я еще хочу обратить ваше внимание на некоторые детали этой истории. Я познакомился с ними на сайте Союза кинематографистов.

К. ЛАРИНА: Это где стенограмма заседания.

А. СМИРНОВ: Да. Там есть два забавных моментов. На один из этих моментов обратил внимание Леня Павлючик в своей статье, где мадам Ямпольская, известная нам журналистка, цену ей мы знаем, уже интересуется, спрашивает, как мы будем поступать с теми, кто против этого. Еще не принята эта хартия, а они уже интересуются полицейскими мерами. Это характерно для всей этой компании. А второй замечательный момент – кто-то задает вопрос Михалкову: «А кто будет решать-то, соответствует произведение хартии или нет?» На что Никита Сергеевич говорит (я не выписал цитату): в нашей среде есть авторитетные люди, они и будут решать.

К. ЛАРИНА: Старейшины. Как «Две стрелы» у Володина.

А. СМИРНОВ: Правда, он не сказал, кто эти авторитетные люди, он их не назвал поименно. Я умилился оттенку всей этой лакейской, холуйской затеи. Кстати говоря, наш Киносоюз, на мой взгляд, в первом же отклике дал адекватную оценку.

К. ЛАРИНА: Т.е. было заявление Киносоюза по этому поводу?

А. СМИРНОВ: Да, мы тут же откликнулись и сказали, что любая попытка регламентировать искусство аморальна. А если подобный документ выйдет из рук самих профессионалов, тем позорнее, тем постыднее его появление. Затея насквозь холуйская. Я даже не поленился и выписал одну цитату, о которой я вспомнил, прочтя этот текст Михалкова об авторитетных людях.

Это цитата из великого греческого историка Фукидида, 5 век до нашей эры, Сократа еще не казнили. Вот что говорит один из вождей народа, по-гречески демагог, и слово в этот момент еще не имело негативного оттенка, некий Клеон, говорит он следующее: «Необразованность при наличии благонамеренности полезнее умственности, связанной с вольномыслием. Действительно, более простые и немудрящие люди, как правило, гораздо лучшие граждане, чем люди более образованные. Простые люди не приписывают себе исключительных способностей и поэтому не считают себя умнее законов. Они не берутся критиковать то, что правильно сказал другой».

По сути, это примерно то, что нам обещает Никита Сергеевич. Вот эта мечта власти о том, чтобы не было этих умников и интеллигентов, а чтобы были послушные граждане, которые бы слушались власть, как слушает дите мамку. Вот это мечта холуйской власти о холуйских гражданах, посмотрите, две с половиной тысячи лет назад. А ведь это мечта и сегодняшней власти, как показывает практика. Мало того, она тут же достойных холуев, достойных граждан, которые не страдают излишним мнением о своих способностях, она тут же находит отклик. Это позорная история. И грустно, что сейчас, когда из Министерства культура какая инициатива ни выходит, начиная от создания не известно кем созданных двух практически цензурных советов: военно-исторический совет и психологический совет. Кто позволил министру создать эти советы, мы не знаем.

К. ЛАРИНА: Плюс еще эта хартия будет.

А. СМИРНОВ: Плюс хартия. Любые инициативы Министерства культуры за последний год, начиная с фактического введения цензуры в кино и кончая новым директором Вагановского училища, который вызвал скандал в балетной среде, скандальные попытки реформировать научные институты, связанные с киноискусством – всё вызывает возмущение в профессиональной среде. Только ленивый не высказался по этому поводу. Но, как мы видим, ни президент, ни премьер не реагируют на наши вопли.

К. ЛАРИНА: Идея хартии как раз принадлежит Владимиру Владимировичу Путину. Вы начали говорить про «чего изволите». Выполняют волю нашего главнокомандующего.

А. СМИРНОВ: Так вина опять профессиональной среды. Вместо того, чтобы рассказать подробно… Естественно, что президент не в курсе дела, деталей не знает. Он не знал о кодексе Хейса даже того, что только что рассказал Павлючик.

К. ЛАРИНА: Сейчас новости, потом продолжим.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Тут народ просит проголосовать. «Как это вы так все решили, что плохо, а я вот считаю, что хорошо, - пишет Ирина из Пензы. – Я хочу проголосовать. Я за». Давайте проголосуем. Я предлагаю на нашем сетевизоре повесить вопрос: нужна ли этическая хартия российским кинематографистам, т.е. этический кодекс – что можно, а что нельзя?

А. СМИРНОВ: Может, зададим вопрос, а нужна ли цензура?

К. ЛАРИНА: Они же везде в преамбуле пишут, что это не цензура. У них есть сноски после самого текста хартии, есть пояснения. «Автор вправе создавать любые образы, не только идеальные. Автор вправе затрагивать любые темы, даже если они могут причинить моральный дискомфорт, ведь свобода слова – это один из принципов существования здорового общества. Также в контексте свободы слова необходимо коснуться свободы выбора. Людям должна быть предоставлена возможность выбора - смотреть или не смотреть». Т.е. подчеркивается, что это не цензура.

Л. ПАВЛЮЧИК: А в другом месте пишут: «Соблюдение принципов данной хартии обеспечивается на основе нравственного самоконтроля работников киноиндустрии, авторитетного мнения профессионального сообщества, проявляющего себя через формальные и неформальные средства выражения». Вот что такое все-таки воздействие на тех, кто неправильно снимает через формальные и неформальные средства выражения.

К. ЛАРИНА: Я вообще ничего не поняла из того, что ты прочитал.

Л. ПАВЛЮЧИК: Во-первых, это косноязычный, полуграмотный документ. Но во-вторых, здесь прямо прописано, что будут воздействовать на тех, кто снимает не то кино. Андрей Сергеевич уже сказал, что будет некий этический совет при Союзе кинематографистов, который будет решать – это правильно или неправильно, и будет воздействовать формально и неформально на тех, кто снимает неправильное кино.

К. ЛАРИНА: Поскольку у нас в студии нет оппонентов, то в качестве оппонентов пусть выступают наши уважаемые слушатели, т.е. зрители. Если вы считаете, что такой этический кодекс сегодня российскому кинематографисту необходим, пожалуйста, аргументируйте, почему вы так считаете. «Вашу чернуху смотреть невозможно. Своим детям крутите с утра до вечера. Делайте ваши «Грузы-200», показывайте вашу правду. Одни ужаснутся, а другие примут как руководство к действию. Это ваше кино очень опасно. Кино должно вызывать добрые чувства». Вот вам отклики зрителей.

А. СМИРНОВ: У зрителей большой выбор. К сожалению, такие картины и составляют основу потока, телевизионного потока в первую очередь. А «Груз-200» не каждый день удается сделать. Вот как они относятся к шедеврам нашего кино. Если говорить о цензуре, для них это теоретические размышления, тем более что в основном высказывается поколение, которое, на свое счастье, никакой цензуры не нюхало. Но я могу кое-что рассказать про себя. Я первую полнометражную картину сделал с Борисом Яшиным в 1963 году, мне было 22 года, это была экранизацией известной повести Бакланова «Пядь земли». К сожалению, картина не слишком удалась, во многом из-за цензуры. Потому что целый ряд вещей, которые допускались в литературе, нам не дали сделать в кино, просто впрямую цензура вмешивалась. Но самое главное началось потом. Первая самостоятельная картина, короткометражка «Ангел» была сделана в 67 году, это была экранизация рассказа Юрия Олеши «Ангел», на материале гражданской войны и крестьянских восстаний. Картина загремела на полку, я на три года был лишен работы в кинематографе. Следующей моей картиной был «Белорусский вокзал», который до сих пор иногда показывают по телевизору. Картина пострадала от цензуры на уровне сценария. Там был замечательный сценарий, от него осталось не так много. Не говоря о том, что потом заставили переснять последнюю сцену, и еще целый ряд цензурных подрезок.

К. ЛАРИНА: Но картина всё равно получилась гениальной. Она осталась в золотом фонде кинематографа. Ее обожают люди разных поколений, смотрят. Никто не знает предысторию, все видят готовый продукт.

А. СМИРНОВ: А я не могу смотреть эту картину, потому что вижу там сплошные цензурные раны. Потом у меня была картина «Осень», которую выпустили через год ограниченным тиражом, по цензурным соображениям. Потом была картина в 1979 году. Я закончил свою режиссерскую карьеру, мне это надоело. Двухсерийный фильм «Верой и правдой» об истории российских архитекторов советского времени. Картина была остановлена, меня заставили переделывать половину материала. Она еле-еле дожила до экрана. И на этом я решил, что с меня хватит. Мне было под 40 лет. Я ушел из кинорежиссеры почти на 30 лет. Самые золотые годы, от 40 до 60 с лишним – снимать бы и снимать, я мог снимать по картине в год. Но бесполезно. Снимаешь одно – выходит на экран другое. Каждая картина исполосована. Вот что такое цензура. При этом ведь это считалось, что цензура носит прежде всего политический, идеологический характер. Это брехня. Потому что на самом деле личные вкусы того чиновника, который лично отвечает за это, сказывались гораздо сильнее. Цензура всегда носит вкусовой характер. И прежде всего тупой чиновник накидывается на самые талантливые сцены и в актерской отношении, и в сценарном отношении. Поэтому погибает под руками цензора самое яркое, самое талантливое, самое оригинальное. Вы хотите кастрировать наш кинематограф? Давайте, голосуйте за хартию, вводите цензуру. Но тогда кино для вас делайте сами. А работать для тупых холуев я, например, не стану.

К. ЛАРИНА: Боря, а вы сталкивались в цензурой в вашей творческой деятельности? Или вы уже попали в тот момент, когда этого не было?

Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно, сталкивался. И сталкиваюсь. Естественно, не так страшно, как Андрей Сергеевич. Но нецензурная лексика и так далее.

К. ЛАРИНА: Т.е. уже приходится над этим думать, когда ты начинаешь снимать фильм.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Вы не можете сдать фильм в Госкино. Может быть, нужно чуть-чуть повернуть, потому что то, о чем рассказывает Андрей Сергеевич, это все-таки Советский Союз, это мрак, страх, ужасные времена, когда других выходов нет. Может быть, все-таки не тратить время на разговоры с ними, вообще на общение с ними.

К. ЛАРИНА: С государством?

Б. ХЛЕБНИКОВ: С государством, с этими хартиями, этими Союзами кинематографистов, которые своими же руками еще себя мучают. Может быть, вообще попробовать от государства отделиться?

К. ЛАРИНА: А это возможно? Это мой главный вопрос, я всё время его задаю. Возможно вообще без них обойтись?

Б. ХЛЕБНИКОВ: Возможно, мне кажется. Снимать коммерческое кино, но снимать его на свои деньги, поднимать там серьезные проблемы. То, как это делали американцы в 70-е годы, после того, как у них произошел шок о войны во Вьетнаме. Было целое поколение этих рассерженных новых, которые делали суперкоммерческие проекты, но все они были очень остро политическими. Это и Коппола, и Скорсезе – вот эти все молодые раздраженные. И это у них получалось. И они не тратили время на этих идиотов. Вот сейчас нам не повезло с министром, потом повезет. И вот мы такими пятилетками будем?

К. ЛАРИНА: Дело же не в министре.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Дело не в министре. Как ни относиться к фильму «Горько», который снят за полтора миллиона, за частные деньги… Он талантливый фильм. Я не могу сказать, что он мне нравится, но это талантливый фильм. Как Сергей Лобан, который снял свой первый фильм «Пыль» за свои деньги. Такие примеры есть. В эту сторону надо думать. Я сам снимал одно кино за частные деньги. Мне было очень весело, спокойно и легко. И один фильм я сдавал, про деревню, и мне сказали, что там невозможен мат. А когда я его возил по всей стране, то деревенские бабушки, которые смотрели, они говорили: всё у тебя хорошо в фильме, только люди не разговаривают, они материться должны. А второй фильм я никуда не сдавал, мы просто его выпустили в прокат. И там было много и такой лексики, и сякой лексики, и того, что я хотел.

К. ЛАРИНА: Но там могут быть свои препоны. Они могут не дать прокатное удостоверение.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно, у нас огромные проблемы в кино, я тоже с этим согласен. То, что зрительница говорит про «Груз-200», это, конечно, чушь полная. Но у нас нет какого-то независимого сильного кино, его абсолютно нет. И в этом даже не цензура, не государство виноваты.

А. СМИРНОВ: Это отсутствие гражданского общества, отсутствие традиций гражданского общества. У нас оно существует по-прежнему в зачаточном состоянии, и оно само себя таковым не считает и не видит своих прав по-настоящему по отношению к власти. У меня очень тяжелое впечатление от сегодняшней реальности, не только в кинематографе. Вот мы опять возвращаемся к кандидатуре министра культуры. Я говорил о том, что власть-то никак не реагирует. Может, им нравится.

К. ЛАРИНА: Они же его и поставили.

А. СМИРНОВ: Хотя очевидная ошибка политической власти. Может, им нравятся его взаимоотношения с культурной средой, с профессионалами. Знаете, есть очень хорошая передача по телевизору – «Умники и умницы», которую ведет Вяземский. Так вот мне кажется, что таким старикам, как я, нам уже рассчитывать не на что, ни на какое будущее. А вот молодым я бы советовал подумать. Не нужны России умники и умницы, не нужны оригинальные таланты. Ей нужны холуи и холопы, не только власти, но, как мы видим по зрительским отзывам, и самому обществу. Поэтому молодому талантливому человек я бы советовал подумать, пока ни поздно, где ему работать. Если родная страна не хочет, так поискать уголок где-нибудь подальше.

К. ЛАРИНА: То, что говорил Леня Павлючик, что в FaceBook многие коллеги поддерживали эту идею, причем более резко, чем то, что зафиксировано в этой хартии, именно голосуя за цензуру. Я думаю, может быть, они руководствуются тоже благими намерениями, думают таким способом повысить профессиональный уровень кинематографистов. Потому что сегодня, действительно, кому повезет, кто ближе, кто ближе к телу, что называется, тот получает и возможность снимать, и возможность проката, и возможность демонстрировать это на широком экране. Это же не зависит от уровня таланта. И мы же такие случаи тоже знаем. Может быть, действительно, нужен какой-то отбор профессиональный. И наивные люди из твоих коллег, из товарищей, они думают, что такого рода хартии или попытки введения самоцензуры, они помогут, или какие-нибудь редсоветы, худсоветы помогут все-таки поднять профессиональный уровень кинематографа российского.

Л. ПАВЛЮЧИК: Мне один коллега так и написал, что цензура позволяла появляться шедеврам, вот в советское время появлялись шедевры.

К. ЛАРИНА: Сквозь асфальт прорастали.

Л. ПАВЛЮЧИК: Вот Андрей Сергеевич рассказывал только про свою судьбу. Но я вам напомню судьбу изувеченных картин и судеб Ларисы Шепитько, Элема Климова. 11 лет на полке лежал фильм «Агония». Изрезаны все картины Шепитько. Я вам напомню, изрезаны картины Марлена Хуциева.

К. ЛАРИНА: Который сегодня, кстати, в рабочей группе по этой хартии, поддерживает цензуру. Кстати, Геннадий Полока, все его фильмы клали на полку. «Интервенция», которая провалялась сколько времени.

Л. ПАВЛЮЧИК: Аскольдов, который вообще только одну картину сделал, - «Комиссар». Тарковский. Им всем стоило это жизней, ночей бессонных. Что такое на 25 лет положили на полку фильм Кончаловского «Ася Клячина»? На 25 лет! Его детище, в которое он вложил два года работы, бессонные ночи, труд, пот, кровь. Актеры, снявшиеся в этом фильме, которые не увидели себя на экране, - вот что такое цензура. Вот какова цена этих шедевров.

К. ЛАРИНА: Киру Муратову еще можно вспомнить.

А. СМИРНОВ: Тарковского вынудили уехать.

Л. ПАВЛЮЧИК: Совершенно верно. Он, будучи абсолютно советским человеком, он никогда не был диссидентом, он умер вдали от родины, вдали от своей отчизны. Вот что такое цензура. И вот мы теперь ее как бы призываем, потому что она-де рождает шедевры. Я вас уверяю, в ряде западных стран, где давно нет цензуры, появляются шедевры в неменьшем количестве. Ларс фон Триер, Франсуа Озон, Ким Ки Дук, Эмир Кустурица.

К. ЛАРИНА: Они на какие деньги снимают свои картины?

Л. ПАВЛЮЧИК: Они снимают в отсутствии цензуры.

К. ЛАРИНА: На какие деньги они снимают свое кино? Это важно. Государство оплачивает?

Л. ПАВЛЮЧИК: По-разному. Во Франции, например, государство участвует в создании.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Те режиссеры, которых вы назвали, они окупают свои картины.

Л. ПАВЛЮЧИК: Так это еще одна проблема. У меня есть ощущение, что государство у нас занимается не тем. Государство финансирует кино, без которого оно как бы погибло бы, но на самом деле государство должно было создать в такой огромной стране, как Россия, предпосылки для того, чтобы кино окупалось само, и устраниться. У нас же в половине страны нет сегодня современных кинотеатров. Цены на билеты такие высокие, что люди с невысоким уровнем заработка не могут ходить в кинотеатры. И так далее. У меня иногда есть ощущение, что специально создана такая ситуация, чтобы кино не могло себя окупать, чтобы оно кормилось из рук государства, а государство диктовало, что снимать. Вот какая взаимозависимость.

К. ЛАРИНА: Вопрос, который поднял Борис Хлебников. Возможно ли сегодня обойтись без помощи государства, работая в кинематографе?

Л. ПАВЛЮЧИК: Думаю, что да. Пример фильма «Горько» в этом меня убеждает. Он стоит полтора миллиона долларов, а собрал 25 миллионов долларов, если я не ошибаюсь. Т.е. он многократно себя окупил. Наверное, это возможно. И потом была картина «Интимные места», снятая без помощи государства, очень успешная, прошедшая по всем европейским кинофестивалям. Я не знаю ее сборы, но думаю, что она недорого стоила и вполне окупилась. Борис Хлебников картину «Пока ночь не разлучит» снял за сто тысяч долларов, где просто участники съемочной группы скинулись, кто сколько мог, и сделали картину.

К. ЛАРИНА: А вот такое полотно, как снял Андрей Сергеевич, «Жила-была одна баба», возможно?

Л. ПАВЛЮЧИК: Такое кино невозможно.

К. ЛАРИНА: Про то и речь.

А. СМИРНОВ: Средняя коммерческая картина сегодня – это 5-6 млн. долларов, если вы снимаете хороших актеров и сложные съемки. 5-6 млн. долларов найти в частном кармане почти невозможно.

К. ЛАРИНА: Получается, что рано или поздно всё равно потребуется финансирование, и государство потребует.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно, я говорю сейчас о каких-то партизанских методах.

К. ЛАРИНА: Невозможно так всю жизнь прожить.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Невозможно, наверное. Но мне легче снимать в одной комнате кино, чем общаться с идиотами. На самом деле у меня самые главные претензии к этому тексту стилистические. Это же абсолютно газета «Правда» брежневских времен. Это же ужас. Что это за слова? Как они их сочетают вместе? Это просто невозможно. И второе большое отличие нашего финансирования и европейского. Там тоже государство финансирует свое кино, но они это делают через фонды.

А. СМИРНОВ: Не только, Боря. Я не понимаю, почему у нас связываются вопросы цензуры (еще не введенной, но которая может быть введена) и вопросы финансирования.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Потому что они нами могут управлять из-за того, что мы не можем сами финансово себя обеспечить.

А. СМИРНОВ: У нас перед глазами не только пример Франции, где государство всерьез было озабочено тем, чтобы поставить на ноги французский кинематограф, и он прекрасно существует и ни о какой цензуре никто не заикается, но есть пример скандинавских стран – и в Швеции, и в Дании, и в Норвегии существует киноинститут, это практически государственная организация, которая пользуется и частными деньгами, которая финансирует 10-12 фильмов в год, привлекая туда и частный капитал. Но туда есть государственные вложения. И никто не заикается ни о какой цензуре.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Я имею в виду, что государство там декларирует так, что оно делает фонды, и оно делегирует этим фондам права на финансирование этих фильмов. Т.е. оно самоустраняется. В чем большая разница? У нас государство хочет сунуть свой нос во всё абсолютно и везде диктовать, а там государство отстраняется и дает фондам деньги, которые они потом распределяют на кино.

Л. ПАВЛЮЧИК: И это абсолютно правильная позиция.

Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно.

К. ЛАРИНА: Наши слушатели пишут, что вы говорите о зачаточном состоянии гражданского общества, которое сегодня не способно влиять всерьез, в том числе и на общественные институты в стране: «А как же ваше цеховое сообщество? Ведь вас всех уже по одному повыдергивали. Почему цеховое сообщество не возражает, а поддерживает эту хартию?»

Л. ПАВЛЮЧИК: Во-первых, возражает.

К. ЛАРИНА: Есть Киносоюз и есть Союз кинематографистов.

Л. ПАВЛЮЧИК: Было заявление Киносоюза, Андрей Сергеевич уже на него ссылался. А я замечу, что в этом Киносоюзе состоят выдающиеся художники: Сокуров, Рязанов, Досталь, Бардин, Норштейн, Андрей Смирнов, Вырыпаев, Борис Хлебников, Попогребский, Федорченко и так далее.

К. ЛАРИНА: Все действующие кинематографисты.

Л. ПАВЛЮЧИК: Все действующие, активные кинематографисты против этой хартии. А поддерживают хартию Бондарчук, Бурляев, Никита Михалков. Тут тоже всё понятно.

К. ЛАРИНА: И как в этом состоянии существовать? Я не очень понимаю. Они делают вид, что Киносоюза нет, а вы делаете вид, что нет Союза кинематографистов.

А. СМИРНОВ: Мы не делаем этого вида, неправда. Киносоюз был создан группой кинематографистов, которых не устроила эта идеология и политика Никиты Сергеевича Михалкова.

К. ЛАРИНА: Но рулят-то там, Андрей Сергеевич.

А. СМИРНОВ: Что значит рулят? Хлебниковым или мной попробуй порули, что оттуда, что из другого места. Я хочу посмотреть, как у них это выйдет. Это им кажется, что они рулят. В Киносоюзе много критиков, историков кино, но там есть действующие режиссеры, в том числе те, которых перечислил Леня только что. Мы не пропускаем ни одной инициативы наших коллег, если какие-то значимые выступления, как идея создания хартии. Киносоюз выступает и дает свою оценку, недвусмысленную. Нам, слава богу, рот пока никто не затыкал.

К. ЛАРИНА: И еще вопрос от наших слушателей. А в чем опасность этой хартии, если она не является юридическим документом? Т.е. там те будет такого, что, если я нарушу клятву, пусть покарает меня суровая рука моих товарищей.

А. СМИРНОВ: Кто будет осуществлять контроль за тем, соответствует данный фильм принципам этой хартии или нет. Ведь в этом всё дело.

Л. ПАВЛЮЧИК: Опасность очень простая. Я, может быть, примитивно ее понимаю, но дело будет выглядеть так. Вот будут люди, которые подпишут хартию, и будут люди, которые не подпишут хартию. Вот те, которые подписали, они присягнут на лояльность власти, и их фильмы будут финансироваться. А вот те, которые не подпишут, у них будут большие трудности с государственным финансированием их проектов. Вот одна из первых и главных опасностей.

А. СМИРНОВ: А я хочу воспользоваться эфиром и обратиться к своим коллегам кинематографистам, состоящим в Союзе кинематографистов России, возглавляемом Никитой Сергеевичем Михалковым. У нас разные взгляды, но у нас единая профессия, единая индустрия. И я хочу сказать: дорогие коллеги, те, кто примут участие в принятии этой хартии, те, кто ее подпишут, покроют себя позором, от которого вы не отмоетесь никогда. Потому что память об этой хартии, несмотря на то, что жизнь ее, я уверен, растопчет, не оставит ничего от нее в реальности, но имена тех, кто ее создаст, будут позором в кинематографическом цеху, и не только в нем, а в российском обществе.

Л. ПАВЛЮЧИК: Об этом на днях сказал и Вадим Абдрашитов, который состоит в том союзе, он сказал, что это кампанейщина и через год-другой кинематографисты будут вспоминать об этой хартии со стыдом.

К. ЛАРИНА: Итоги нашего голосования. Наши слушатели проголосовали так. 88% сказали, что не надо, не нужна никакая этическая хартия.

А. СМИРНОВ: Прекрасно!

К. ЛАРИНА: Так что зритель свое мнение тоже высказал в нашей передаче. Спасибо большое нашим гостям. Борис Хлебников, Леонид Павлючик и Андрей Смирнов. Всем удачи. И надеемся, что все-таки назад ничего не вернется. Спасибо.