Круглый стол «Кинотавра» «Режиссерская смена — смена картин мира» — это разговор о «новой волне» российских режиссеров, а также о зрителях и продюсерах, которым она не нужна.

Беседа была организована журналом «Искусство кино» и «Кинотавром», что делало ее некоторым префиксом или, если еще точнее, эпиграфом к дискуссии критиков, которая состоялась вчера поздним вечером. Главный редактор журнала социолог Даниил Дондурей предложил рассмотреть соотношение двух картин мира.

Одна из них дана в кинопроизведениях 15-20 актуальных молодых режиссеров России, которые представляют страну на международных фестивалях, получают главные призы на отечественных и безоговорочно поддерживаются критиками. Вторая существует объективно и подтверждается статистикой. Согласно ей, две трети граждан России не доверяют другим людям, половина — не доверяют никому, кроме своей семьи. Более 60% молодых людей считают, что в жизни от них ничего не зависит и к ней остается только приспособиться, cмирившись. Россия на первом месте по самоубийствам и наркомании среди несовершеннолетних в мире.

Фильмы молодых авторов подкрепляют статистику локальными сюжетами, в которых налицо тотальный кризис национальной культуры, в том числе, государственности. Даниил Дондурей выделяет три содержательные тенденции кино русской «новой волны». Первое. Авторы фильма не просто критикуют, а окончательно отвергают наличие действующих государственных институтов, и наиболее внятно это подчеркивается образами «ментов», которыми переполнены главные фестивальные хиты последних лет. К ним можно испытывать только ненависть, в которой уже не осталось места для иронии. Второе. Распадаются социальные связи. Третье. Кровные связи тоже уничтожены. Человек одинок до безысходности, а главное, что от некогда царствовавшего в русском искусстве пиетета перед «маленьким человеком» авторы приходят к выводу, что этот человек сгнил.

Борис Хлебников согласился с такой постановкой вопроса. Но почему такой «чернушный образ» действительности дан в кинематографе? Хлебников отвечает: «Чернуха» — это невнятность киноязыка. Вместо рассуждения мы ругаем, «мы боимся ментов, пятимся, шепчем что-то злобно. Мы должны производить кино более прямого действия». До тех пор режиссеры «новой волны» будут оставаться, по выражению Сергея Шнурова, «новыми тихими».

Этот новый термин стал одним из главных пунктов дискуссии. Правомерно ли такое обозначение? Всех ли авторов из прославленной двадцатки можно к ним отнести или есть такие, которых «тихими» назвать язык не повернется? И есть ли вообще предмет разговора, собственно «новая волна», — такой вопрос поставил Андрей Плахов. Он напомнил о том, как за последние двадцать лет трижды предпринимались попытки создать «новую волну», и каждый раз они приводили к ее краху. Сегодня «волны» тоже нет, те авторы, которые ее начали, работают в разных направлениях и не представляют единого фронта, как это происходит в той же Румынии.

Зара Абдуллаева, подтверждая этот тезис, продолжила мысль Хлебникова и заговорила не просто о неоформленности высказывания авторов, а попросту о недостаточном владении киноязыком. Фильмам не хватает художественности и решительности, чтобы перестать быть чернухой.

Дискуссия постепенно вышла на вопрос о взаимодействии современного авторского кино со зрителем и с продюсером. Второй пункт в значительной мере повис в воздухе и после ряда высказываний о том, что нужно двигаться в сторону малобюджетного кино и что главное — это искусство, а не коммерция, закончился двумя яркими выпадами. Сначала Андрей Звягинцев сказал, что у него есть манифест: «Говорят, что искусство требует жертв. Требую, господа продюсеры, жертвуйте!». А потом, уже в конце беседы Александр Роднянский ответил от лица продюсеров: «Новая волна» — это коррупция. Она должна быть острой, свежей, а она избегает называть вещи своими именами и тогда оказывается в террариуме единомышленников... Нельзя обвинять продюсеров, когда режиссеры — буржуа, которые хотят преуспевания и сказочных обстоятельств».

О зрителях же говорить очень сложно, потому что их нет. Можно винить продюсеров и прокатчиков, можно обратиться к самим режиссерам. Виктор Матизен, например, заявил, что пока в фильмах «новой волны» не будет катарсиса, люди на это кино ходить не станут. Виктория Белопольская ответила ему, что зрительское восприятие далеко не всегда сегодня существует по законам аристотелевской эстетики, поэтому требовать от авторов катарсических эмоций неправомерно. Легко понять по обсуждаемым картинам, что катарсис как раз смотрелся бы в них слишком вымученно, пришлось бы менять само кинопроизведение, приноравливаясь к мейнстриму, наполняя его другими смыслами. Елена Стишова, характеризуя содержание фильмов «новых тихих» и их самих, заметила, что они «имеют сложившийся негативный социальный и культурный опыт, избавивший нас от прекраснодушия, которое многие путают с гуманизмом». Можно было бы сказать еще точнее, если продолжить мысль Елены Михайловны. Несомненная заслуга режиссеров «новой волны» заключается в их последовательном атеизме.

Русская и в еще большей степени советская интеллигенция культивировала картину мира на уровне просвещенческих позиций середины восемнадцатого века и никуда с нее не сдвинулась. В этой картине мира присутствовал какой-то пробел, некая подспудная деистическая составляющая, вера в объективные идеалы, прогресс и другие призраки архаичных секуляристических идей.
Новые авторы пошли до конца — по крайней мере, приблизились к экзистенциалистам, многие из которых могли бы повторить вслед за героями одной из обсуждаемых картин: «Ну, есть Бог — и че?»

Это все равно настоящий атеизм, а не апокалиптичность, о которой временами говорят критики. Потому что апокалипсис как раз катарсис содержит как необходимость, а в нашем кино ничего подобного не наблюдается. Последовательный атеизм ставит человеку, как сказал Андрей Звягинцев, двойку с минусом. Одно из радикальных метафористических решений этой задачи — полная фекализация всей страны в одном из конкурсных фильмов. С другой стороны, единственной попыткой найти выход из того тупика, в который каждый раз загоняют себя молодые авторы, мог бы быть путь именно религиозный, так как ни одна государственная или культурная инициатива последовательному атеизму противостоять не может.

Часть авторов чувствует это и пытается искать артикуляцию для этого выхода, но критика справедливо отмечает вульгарность, пошлость и антихудожественность этих попыток, как в игровом, так и в неигровом кино. В этом тренде она не чувствует необходимости, его она не поддерживает и остается перед потоком «чернухи», которая востребована всеми, кроме тех, о ком она пытается говорить, — зрителей, которые не ходят на фестивали, не верят никому и остаются в своем экзистенциальном одиночестве лишь прототипами для героев новых фильмов и новых «тихих».

По материалам газеты «Кинотавр Daily»