Она очень болела – но гораздо острее болела ее душа.

Так бывает, когда художник лишается опор. Всего, на чем строилось его искусство.

Татьяна Лиознова – абсолютное создание своей эпохи. С порывами в космос, искренности, самооотверженности и грандиозности которых новым людям уже не понять. С национальными триумфами - самая читающая страна, самая передовая наука, самое глубокое искусство. С этим странным слиянием официального мифа с всеобщей мечтой, с пушкинским «я сам обманываться рад», воплощенным в сознании целой нации.

Лиознова – одна из представительниц племени «герасимовцев», выпускников вгиковской мастерской Тамары Макаровой и Сергея Герасимова, откуда вышла половина советского кино. Даже названия картин ее учителя звали вперед и выше: «Семеро смелых», «Молодая гвардия», «Любить человека»… Это совпадало с ее личной романтической мечтой: ведь она пошла учиться в авиационный, и только потом - в кино. Идея полета ее вдохновляла: английским летчиком был герой ее «Памяти сердца», отвагу летчиков она воспела в фильме «Им покоряется небо». Песенная идея «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц…» грела душу и успешно отвлекала от трудного и потому довольно мрачного советского быта.

В жизни Лиознова меньше всего походила на пионерку-энтузиастку. Замечательно умная, ироничная, из тех, кому в рот палец не клади. Характер режиссерский - мужской, властный. Она снимала редко и оставила меньше десятка картин, зато почти каждая «исчерпывала тему». Главным персонажем почти всегда была женщина. Простая русская женщина, в войну приютившая раненного английского летчика в «Памяти сердца» - ее сыграла Тамара Макарова, тоже воплощение советского позитивного сознания, памятник матери-родине, но живой, близкий и теплый. Героиня «Евдокии» - родственница героиням Шолохова, фигура почти эпичная, сочетающая бытовое и вечное. Любимейшими персонажами масс стали герои «Трех тополей на Плющихе» - истории о несостоявшейся любви двух одиночеств, не столько сыгранной Татьяной Дорониной и Олегом Ефремовым, сколько сотканной из молчания и песни, тут же ушедшей в народ. Лиознова уже успела понять, что полет мечты, как бы ни был прекрасен, неизбежно разобьется о реальность – и мечтавшая стать актрисой героиня «Карнавала» возвращалась к разбитому корыту печальной, но вполне готовой принять жизнь как она есть - умудренной.

Лиознова легко вошла и в модный тогда «тренд» – производственные триллеры, которые талантливо писал Александр Гельман. «Мы, нижеподписавшиеся» давали рентгенограмму механизма приписок, на которых строилась львиная доля мифа о наших успехах. Вся динамика фильма загнана в купе скорого поезда, все напряжение сконцентрировалось в диалогах и игре актеров – высший режиссерский пилотаж. Этот тип картин, базируясь на том же советском мифе, впервые пробовал его на прочность и в конце концов заложил основы еще дальней перестройки всего советского организма.

Точно так же, споря сама с собой, Лиознова выковала свой главный миф – о Штирлице. Это был первый сериал, во время премьеры которого города пустели. Его смотрели бесчисленное количество раз, его герои и ситуации вошли в фольклор, в анекдоты. Его обвиняли в том, что он обелял фашизм, воплотив человеконенавистническую идею в фигурах людей умных, обаятельных, с бравой выправкой и грустным, все понимающим взором. На самом деле он восстанавливал трагизм ситуации, когда страны с высокой и древней культурой сгорали в костре ложной идеи. Это был умный фильм об умных людях для умных, способных критически мыслить зрителей. Это была попытка ввести миф о Великой Отечественной в русло европейских легенд о рыцарях, оказавшихся заложниками дьявольских сил. Причем самой нереальной, хотя и самой человечной, фигурой здесь оказался Штирлиц, продолживший череду суперидеальных советских разведчиков от героя Кадочникова до Николая Кузнецова, с европейским лоском воплощенного латышом Гунаром Цилинским.

Верила ли в свои мифы сама Лиознова, умная и ироничная? Безусловно. Она верила в их необходимость, в незаменимость идеала, без которого жизнь вянет и превращается в существование. Она была одним из самых талантливых и последовательных художников, безукоризненно владеющих советским методом искусств просветляющих и просвещающих. Ее решительный уход от дел задолго до ухода из жизни – знак трагизма эпохи: Россия в очередной раз отказалась от прошлого, что в глазах таких людей равнозначно предательству.

По отношению к Лиозновой это и было предательством: создательница любимейших миллионами фильмов в последние годы с трудом находила деньги на лекарства.